Дикий Восток - Александр Афанасьев

Велехов — осматривался, стоя в просторной германской машине в полный рост. Места то здесь какие… благодатные. Море синее — синее, как небо. Кипенно-белая гладь соляных полей, бурые оковалки валунов, темная стена гор. Гудки пароходов, черные реснички дыма на горизонте — скорее всего, Средиземноморская эскадра. С тех пор, как канал прорыли[146]… точнее, дорыли — за этими местами глаз да глаз…

Лепота. Сюда бы — на курорту ездить, а не на войну…

— Зачем я приехал… то мое дело, братец… — сухо сказал Велехов, усаживаясь на сидение — а вот ты кто такой? Что то я о тебе ничего не слышал. И по какой-такой надобности ты мне вопросы задаешь такие, а?

— Да кумекаю, что сгодиться мы можем друг другу.

— Сгодиться… — хмыкнул Велехов — казак казаку всегда сгодится, не выпить вместе так морду набить. Кстати, про морду — где это тебя поцарапало тут, братец…

— Да тут неподалеку.

— В конвое?

— Какой конвой, ваше благородие… В поиске. Конной полусотней вышли — а пришли… и десятка не хватает…

Велехов присвистнул

— Это как так?

— Да вот так! Про ракеты слыхали? Зараз хуже миномета садят… вот нас ими и накрыли. Повелись мы на след…

Велехов широко перекрестился

— Прими, господи, души рабов твоих. А сам то кем там служил?

— Сам то? Пластуном. Так то следопытом, местным доверять нельзя, сами сгинут — а в засаду заведут. Фанатики.

Волков помолчал и добавил

— Получается, я сам полусотню под ракеты и завел. Шли по следу банды… конной. Думали, сам Сулейман там.

— Сулейман? А это кто такой?

— Да есть тут… такой. Уже несколько постов вырезал. Ну и как обычно… налеты. Не он сейчас главная опасность…

— Англичане? — спокойно спросил Велехов. Сам он — был многим образованнее обычного казака, и понимал то, чего и господа офицеры не всегда понимали. Потому что жил долго в Междуречье, а там… жить тяжело, да помереть легко. Его отец в свое время с англичанами у Багдада брухнулся[147]… ан, нет, не усвоили урока.

— Они самые… проклятые. Ракеты — от них. Винтовки — от них. Еще пять лет назад тут ничего кроме кремневых ружей, да сабель и не было.

Велехов цокнул языком

— Ну, чего ожидать и следует. А чего там… казна. Не шевелится?

— А чего ей шевелиться? Пока не куснет, оно и… Вы ж видели, ваше благородие. Я в первый день не подошел, думаю, дай обомнется человек, поймет чегой — нито.

Велехов внимательно посмотрел на Волкова

— Я чего-то не пойму, братец. Ты сейчас на службе — али как?

— Али как. Официально — на выздоровлении. Неофициально — до медкомиссии, эскулапов не пойду, с одним то моим глазом.

— А чего тут сидишь? Вон, батя мой — вернулся, на землю встал.

— Да не получится на землю встать, ваше благородие. Я вон — почитай, с четырнадцати лет в седле. Отца дед без имущества отделил[148], только и надежа, что на цареву службу. На коня собирал — почитай, побирался. Непривычные у меня к земле руки, ваше благородие.

— А к автомату привычные.

— А только к нему и привычные. Да и… должки отдать не мешает. Вот потому и спрашиваю — гутарят, мол, и у вас тут должки есть. Вместе — завсегда отдавать сподручнее.

Надо было принимать решение.

— Значит, так, первым делом — без благородий. Григорий я. Для врагов и чиновного люда — Григорий Дмитриевич

Волков кивнул. Слова были… не то, что бунташные, как у студентов — но случись кому в присутствии такое услышать — не одобрили бы…

— Вторым делом. Тут у меня друзьяк лег. С детства. Брат почти. На конвое. Не слыхал ничего такого?

— Когда было?

— В прошлом месяце. Одиннадцатого числа.

Волков улыбнулся, но лишь одним углом рта, что выглядело жутковато. Потом — Велехов узнал, что по-иному он теперь и не умеет. Когда накрыло — нерв какой-то лицевой задело…

— Ну, как же. Мне, почитай тогда, глаз и выхлестнуло…

Волков плюнул на землю

— Тут дела такие… в порту пернули, а в Мааскере уже знают, кто обделался. Была какая-то группа. Ее видели и в горах, и контрабандисты на побережье. Я поспрошал, причем так, что мне врать бы не стали. А потом — сюда транспортник прилетал. Шестимоторник, еле сел. И гутарили — у этих, которые с моря высаживались — ящики были тяжелые. А несколько машин, которые в конвое расхлестали — на транспортник грузили. Мне об этом тоже — доверенные люди рассказали.

Велехов понимающе хмыкнул

— Да, местные порасскажут, только слушай.

— Да местные их и спрашивали…

Волков стукнул кулаком по обмотанной изолентой, эбонитовой баранке

— Короче, так, хорунжий. Ты про меня уже понял что, так? А я про тебя. И ты, и я — здесь чужаки. Пусть ты даже с Междуречья — но здесь в горах сгинешь. Да и не сделаешь ничего. Местные — тебе на каждом шагу будут палки в колеса ставить. Потому что ты, каждым своим результатом — как в морду плюнешь. До англичан — просто так не доберешься, у них базовые лагеря на той стороне, в Дофаре. Да и деньги… фактор немаловажный. Будут деньги — здесь кого угодно купить можно.

Велехов прищурился

— И меня?

— Я сказал — здесь. Что ты, что я — это не «здесь». Но без местных — мы дело не сделаем. Есть один человек. Авторитетный, из местных. У него — беда примерно такая, какая сейчас у нас. Ему отомстить надо — нам отомстить надо. Разница в том, что у него деньги есть. Немалые. И люди, верные. Из местных. Немного, но есть. Если хочешь — поедем и поговорим.

— Араб?

— Да, местный. Если чего-то не устраивает — можешь выходить из машины, и считай, что этого разговора у нас не было.

Велехов случайно прикоснулся ладонью к дверце… отдернул обожженную руку. Боль была напоминанием, боль была предупреждением…

— Поехали…

По редкой в этих местах жестяной крыше — уныло долбил дождь. Он пошел ближе к вечеру, без предупреждения — сильный, теплый, моментально образующий на земле мутные, бегущие в реку несущие всякую дрянь потоки. Дождь в здешних местах был благом. Благословением Аллаха.