Узкая дверь - Джоанн Харрис

уже не один раз случалось и раньше. Эти бесконечные всплески надежды были хуже инфаркта. Мне хотелось разбить телефон об пол, закричать, заплакать, забиться под одеяло. Но кроме меня у них никого не осталось; я была их единственным ребенком и сознавала свою ответственность перед ними. И спрятаться от этой ответственности было невозможно. Да и больше некуда. А потому я, стараясь говорить как можно спокойней, сказала:

– Ладно, пап, закончим этот разговор. Я сейчас приеду.

Глава вторая

Классическая школа для мальчиков «Король Генрих», 15 июля 1989 года

Когда я добралась до родительского дома на Джексон-стрит, «Конрада», кто бы он ни был, конечно, уже и след простыл. Но мои родители упрямо продолжали твердить: Это, несомненно, был «наш Конрад».

– Отец сына всегда узнает, – сказал папа. – Это точно был он, наш Конрад.

– Ах, папа! Неужели ты не помнишь, что этот печальный сценарий десятки раз повторялся и раньше?

– У нас с мамой нет абсолютно никаких сомнений! И он по-прежнему носит свой значок префекта, которым – помнишь? – он когда-то так гордился.

Мать, глядя на него во все глаза, только головой кивала в знак полной поддержки; лицо ее порозовело и помолодело, на глазах блестели слезы радости. Мне с детства казалось, что мама у меня старая, но сегодня она выглядела чуть ли не моей ровесницей.

– Он вырос таким высоким, – с восхищением сказала она. – Но лицо у него совершенно прежнее. Как у школьника! Он сказал, что ему проще и легче сперва повидаться только с нами, потому что тебе он должен слишком многое рассказать и сам должен слишком многое от тебя услышать. Он боялся, что все это его попросту ошеломит. Да и тебе, как он сказал, к вашей встрече нужно подготовиться. Но я уверена: в следующий раз он непременно захочет, чтобы и ты здесь была. Он так по тебе скучал, Беки!

Примчавшись к родителям, я впервые за многие годы нашла их обоих в саду, а не в доме. Мама сидела на ступеньке крыльца, чтобы заодно приглядывать за готовившейся на кухне едой. А отец в одной рубашке стоял на коленях возле цветочной клумбы и пытался хоть немного очистить ее от травы. К нашему садику давно уже ничья рука толком не прикасалась, но у стены дома все еще цвели розы и незабудки-самосевки. И вот теперь мой отец с невероятным энтузиазмом выпалывал на клумбе сорняки, обмотав руку кухонным полотенчиком за неимением садовых перчаток. Но самым приятным было то, что его приемник сегодня не бубнил бесконечные наборы цифр, а был настроен на местную радиостанцию, и из него доносилось пение Фрэнка Синатры.

– Ах, Беки, дорогая, – сказал отец, разгибая спину, – как хорошо, что ты пришла! Ты ведь останешься, выпьешь с нами чаю? Мама даже чили кон карне[63] приготовила.

Мне не хотелось ни чая, ни чили кон карне. Мне хотелось плакать от огорчения, хотелось сказать, как они, мои дорогие родители, ошибаются. Но их радость была такой трогательной, такой чистой, и оба они сейчас так сильно отличались от тех бледнолицых призраков, что уныло бродили по дому все мое детство, что я просто не знала, как этот разговор начать. Если бы сейчас я начала делиться своими подозрениями, они бы мне просто не поверили. И я решила пока что не подвергать сомнениям их веру в «пришествие Конрада» – по крайней мере, пока на руках у меня нет всей необходимой информации.

Я улыбнулась отцу:

– Звучит весьма соблазнительно. А почему же… э-э-э… Конрад на обед не остался?

Отец весело мне подмигнул:

– Представляешь, он решил, что ты сперва не поверишь, что это действительно он! Сказал, что прекрасно знает, какой ты можешь быть упрямой, так что спешить не стоит. – Отец грубовато, но ласково меня обнял и чмокнул в щеку. – Но ведь ты же придешь к нам снова, моя дорогая? Чтобы с ним повидаться? Ну, конечно же, придешь! Ты ведь была еще совсем маленькой, когда он исчез. И теперь, естественно, воспринимаешь все иначе, чем мы.

Я решила пока поддержать веселое настроение отца и сказала:

– Пожалуй, я и впрямь боюсь в это поверить. И потом, пап, мы уже столько раз испытывали разочарование…

– Я так хорошо понимаю твои чувства, Беки, дорогая. – Отец снова мне улыбнулся. – Конрад так и сказал: она испугается и не захочет сразу в это поверить, так что нужно действовать постепенно, маленькими шажочками. Например, он решил вернуть тебе тот твой подарок на день рождения. Ему казалось, что тебе, наверное, будет приятно снова его увидеть после стольких-то лет.

– Что? – И я тут же вспомнила тот розовый альбомчик, который столько лет пролежал на гардеробе в родительской спальне. – Он принес на мой праздник подарок Эмили? Он туда приходил?

– Ну, конечно, приходил. Только он просил, чтобы мы пока об этом помалкивали, а уж он сам выберет время, чтобы как следует с тобой обо всем потолковать. Ему, конечно, и тогда очень хотелось с тобой поздороваться, но он не стал портить тебе вечер. Он хочет встретиться с тобой в каком-нибудь приятном тихом месте, где можно будет всласть поболтать. А еще он сказал, что ты, возможно, сперва рассердишься и даже видеть его не захочешь, и в таком случае он тебя поймет. И готов дать тебе столько времени, сколько потребуется.

– Понятно. Как это предусмотрительно с его стороны, – с трудом выговорила я пересохшим ртом.

– Пойдем в дом, дорогая. Я сейчас заварю чай и все тебе подробно расскажу.

И я следом за отцом пошла на кухню, где мать, стоя у плиты, что-то помешивала в исходящем паром котелке. Есть мне совсем не хотелось – мы с Домиником обычно обедали гораздо позже, – но в детстве чили кон карне действительно было для меня одним из самых любимых кушаний, и уже одно то, что родители в кои-то веки вспомнили о моих пристрастиях, делало невозможным отказаться от их приглашения.

Я села за кухонный стол, на котором стояли ваза с пионами, три тарелки и кое-что в дополнение к тому мясу с овощами, которое сейчас готовила мама. Я была слегка удивлена, увидев там свежий острый перец и кориандр – изобретательной кулинаркой моя мать никогда не была, и чаще всего ее чили кон карне попросту извлекался из магазинной упаковки, – но на этот раз кушанье действительно было только что приготовленным, чудесно пахло и на вкус тоже оказалось замечательным. Я так маме и сказала, и она, явно страшно довольная моей похвалой, тут же посетовала:

– Тебе следовало и девочку твою к нам привести. Она уж, наверное, совсем большая, дети так быстро растут.

– Да уж, – сказала я, вспомнив о школьном дневнике Конрада и о его переписке с