Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

Этта приняла венец из рук неизвестного рыцаря и исполнилась к нему великой благодарности и восхищения, а чувства эти так легко переходят в любовь. К тому же рыцарь оказался красив, как эльф, а может, он и был эльфом или полукровкой. Разумеется, красавец стал любимцем Гелани — дамы были от него без ума, но он видел только Этту. Через неделю он попросил девицу стать его женой и получил согласие. Король был доволен — Этта отправлялась с мужем в Аганну, так что о ее правах на наследство можно было забыть. Жених и невеста не могли наглядеться друг на друга, и кто станет винить девушку за то, что она, не дождавшись брачной церемонии, открыла любимому свою дверь?..

Я уже говорил, что таянки млели при виде голубоглазого красавца. Мира не была исключением, только в отличие от других привыкла брать, что хотела, а хотела она Риберто. Девица пошла к отцу, из которого вила веревки — известный твердостью, даже жестокостью Стефан не мог устоять перед дочерними слезами, — и потребовала у него жениха Этты.

Как долго она вынуждала отца отказаться от данного Эланду слова, не знаю, но Стефан сдался. Добиться того, что хотела Мира, было непросто. Надо было объясниться с Рикаредом и заставить Риберто отказаться от любимой.

Властелин Эланда обменял помолвку на торговые льготы и изрядный кусок земли, прилегающий к полуострову со стороны Таяны. Теперь эти земли зовут Внутренним Эландом, но Риберто наотрез отказался оставить Этту. Стефан пообещал младшему сыну захолустного графа, которого на родине из-за несхожести с родителями почитали бастардом, Тарску. Риберто отказался, и тогда вмешался таянский кардинал. Не знаю, как ему это удалось, наверняка пустил в ход одну из уловок, на которые горазда Церковь, но Риберто сдался.

Свадьба была небывало пышной, затем молодые отправились в Тарску. На следующий день отбыл и Рикаред. На выезде из города эландцы догнали женщину, одиноко бредущую по Эландской дороге. Рикаред узнал Этту, которая тайком покидала Таяну, и взял девушку с собой. К концу пути маринер предложил ей руку и сердце, она согласилась.

Сын Этты и Рикареда после смерти отца был избран Первым паладином. Глаза у него были светло-серыми, отцовскими, зато его сына судьба наградила эльфийскими очами. Голубоглазым был и праправнук Рикареда и Этты. Потом эландские владыки перемешивались с темноглазыми таянцами, и вот теперь Рене…

— А что стало с Мирой и Риберто?

— У них долго не было детей. Новый герцог Тарски правил под именем Риберто Удад-Годой. Жену он не любил, можно даже сказать, что ненавидел, и все время пропадал в горах. Отчаявшаяся Мира увлеклась ведовством, благо об ортодоксах в Тарске отродясь не слыхивали. Дальше можно лишь догадываться. В конце концов герцогиня все же забеременела. Родился сын, наследник трона… Когда ему исполнилось двенадцать, Риберто погиб. Что это было — несчастный случай, убийство или самоубийство, история умалчивает. Мира стала полноправной правительницей. Она до самой своей смерти не подпускала сына к трону и ни разу не приезжала в Гелань. О тарскийцах с эльфийскими глазами я не слышал. Похоже, их просто не было.

— Даже отдаленные потомки Светорожденных могут унаследовать черты предков, — задумчиво проговорил Астен, — могут, но не должны.

— Не в глазах дело… Меня вот что мучает. Астен! Рамиэрль! Почему эльф или полуэльф отказался от Этты? Что такого сказал ему клирик? К власти и золоту юноша не стремился, иначе он сразу ответил бы принцессе. Невесту он любил, и все же…

— Договаривай, Уанн, — твердо сказал Рамиэрль. — Может быть, это наш последний разговор…

— Скорее всего, — с расстановкой произнес маг-одиночка. — Скажите мне, дети Звезд, могло ли известие о том, что любимая — порождение гоблинских богов, оттолкнуть от нее эльфа или полукровку?

— Да, — сумрачно кивнул Астен, — могло… Если Риберто сам знал, кто он есть.

2

Вечер обещал стать превосходным. Местный эркард быстро оправился от потрясения, вызванного нежданным визитом во вверенный ему городок гостей королевской крови. Зварч был маленьким, но богатым, так что достойно разместить прибывших отцам города оказалось по силам. Брата Парамона, сопровождающих его клириков, а также принцессу Илану и ее дам приютил монастырь, вокруг которого, собственно говоря, и вырос Зварч. Ланка пробовала возражать, но этикет предписывал: незамужняя особа королевской крови может провести ночь только в святой обители.

Рене и Шандер воспользовались гостеприимством эркарда. Добряк выставил на стол столько снеди, словно вознамерился накормить всех «Серебряных», которым тоже было грех жаловаться на жизнь. Придворных принимали виднейшие горожане, ранеными занялись медикусы, а четверых погибших с почетом положили в главном монастырском храме.

Настроение у гостей и хозяев стремительно поднималось, и столь же быстро росло число убитых гоблинов и придворных, героически ввязавшихся в схватку. Все были довольны, но Гардани и Аррой скоро откланялись. Добрый эркард был искренне расстроен, когда высокие гости объявили, что удовольствуются одной комнатой, и выбрали из всех предложенных выходящую окнами не в уютный садик, а на мощенный булыжником шумный хозяйственный двор как раз над собачьим вольером. О том, что гости нуждаются не столько в покое, сколько в том, чтобы никому в голову не пришло их проведать, хозяину в голову прийти, разумеется, не могло.

Аррой со смехом поднял роскошные парчовые халаты, аккуратно разложенные на креслах:

— «Эр-Атэв, мастер Эду Галеб». Знаю такого. Господин эркард неплохо живет.

— Многие купцы полагают выгодным продавать товары геланским торговцам здесь, а не платить столичную пошлину. Не сомневаюсь, эркард давно и с толком посредничает в таких сделках. Отсюда и все это. — Шандер обвел руками комнату, сочетавшую в себе несочетаемое: атэвские ковры, арцийские занавеси, таянский хрусталь… Без толку собранные предметы роскоши напоминали о лавке торговца, а не о дворце вельможи.

— Не стоит смеяться над нашим хозяином, — откликнулся Рене, устраиваясь на застланной ясно-синим покрывалом софе, — он искренне хочет нам угодить. И все равно мне это не нравится…

— Творения Эду Галеба? — попытался пошутить Шандер.

— Нет, драка в лощине. Есть в ней что-то неправильное, непонятное. Скольких мы потеряли? Четверых. Еще семнадцать ранено… Даже без вас мы бы отбились. Я еще могу понять, попытайся они убить меня, или Ланку, или посланца Архипастыря. Но тогда все нужно было делать иначе.

Гардани с удивлением смотрел на собеседника: герцог напряженно вглядывался в сгущающуюся синеву за окнами, и было в сторожкой неподвижности адмирала что-то волчье.

Аррой молчал долго, так долго, что Шандер перестал замечать его присутствие, задумавшись о своем. Почему-то мысли потекли в Гелань на Лисью улицу, где жила странная маленькая женщина. Лупе ничем не напоминала Ванду, но была в ней какая-то загадка, тщательно скрываемая боль. Лекарское дело женщина, безусловно, знала не понаслышке, но Шандеру казалось, что на Лисьей улице она чужая. Конечно, медикусы — люди ученые, а те, кто ходит по богатым домам, знают этикет не хуже любого домоправителя, но представить Лупе экономкой, хозяйкой таверны или даже дочерью эркарда Шани не мог. Зато платье ноблески пришлось бы ей впору.