Фантомные были - Юрий Поляков

Однако самое худшее ожидало Афросимову впереди. Закончив портрет и хлебнув той восторженной суеты, которую многие принимают за славу, Фил почувствовал, что начинает тихо охладевать к Антонине. Знаете, как это бывает: вчера волоски вокруг сосков желанной женщины приводили вас в нежное неистовство и эксклюзивный восторг… А сегодня вы уже смотрите на эту неуместную растительность с рудиментарной тоской. Иногда Бесстаеву казалось, будто знобящая страсть, недавно наполнявшая смыслом его существование, осталась там – на холсте. Возможно, так и есть – ведь критики единодушно объявили «Портрет голой прокурорши» лучшей работой Фила Беста. Поначалу, понимая, какую жертву Тоня принесла ради него, художник боролся с охлаждением, убеждал себя, что такой верной, страстно-целомудренной и самоотверженной женщины у него больше никогда не будет. Но как сказал Сен-Жон Перс, вся жизнь художника есть лишь пища для солитера вдохновения. Впав в творческий кризис, Фил вообразил, будто всему виной однообразие его мужских достижений, и стал тайком встречаться со своими групповыми женами…

Внезапно вернувшись из Перми, Афросимова, как в плохом романе, застала дома тихую семейную оргию. Понимая, что отпираться невозможно, Бесстаев во всем сознался и предложил ей остаться на правах четвертой, старшей и материально ответственной жены, так сказать, в качестве «мажор-дамы». Антонина Сергеевна улыбнулась, обещала подумать, поднялась в спальню, разделась донага, аккуратно разложила на постели, где впервые познала женское счастье, свою прокурорскую форму, легла рядом и застрелилась из трофейного дедушкиного «парабеллума».

А вот какая история приключилась с моим другом литератором Кокотовым.

В середине 90-х он еще не встретил свою Аннабель Ли и, страдая от безнадежного безденежья, прочитал как-то в «МК»: знаменитый Фонд Сэроса объявил в России конкурс на лучшее произведение для детей и юношества, где «в живой, доходчивой форме раскрывалась бы антигуманная сущность советского строя, а также рассказывалось о самоотверженной борьбе демократических сил против ГУЛАГа». Обозначенная сумма вознаграждения вдохновляла. Впрочем, для начала соискателям предлагалось представить в Фонд лаконичную заявку с изложением идейно-художественного замысла и фабулы будущего сочинения. В случае одобрения автор получал довольно приличный грант, как говорится – под чернильницу.

Кокотов загорелся и вскоре отправил в Фонд краткое содержание, или, говоря точнее, синопсис, который очень там понравился, и Андрея Львовича немедленно пригласили для заключения договора. В дорогом, оформленном в стиле хай-тек офисе, выходящем окнами на Кремль, его приняла немолодая Грант-дама, жилистая, прокуренная, похожая на бывшую балерину, перешедшую на профсоюзную работу, но не переставшую при этом носить рискованные мини-юбки.

– Садитесь, – предложила она и сама устроилась в кожаном кресле, закинув одну жилистую ногу на другую.

– Спасибо. – Кокотов устроился на краешке стула и с ужасом обнаружил дырку на своем носке, выглянувшем из-под брючины.

– Неплохо придумано, очень недурственно… – проскрежетала экс-балерина и закурила.

Особенно сэросихе понравилось, что соискатель предложил не какой-нибудь там новодел, а настоящий разоблачительный сиквел культовой советской повести «Тимур и его команда». Как известно, знаменитое сочинение Аркадия Гайдара, которое раньше изучали в школе, заканчивается тем, что, победив банду разорителя садов и огородов Мишки Квакина, Тимур вместе с соратниками шагает по дачной улице, провожая в действующую армию своего дядю, майора-танкиста Георгия Гараева.

Однако никто не догадывался, даже помыслить не мог, о чем на самом деле дядя и племянник говорили в ночь перед отправкой. А говорили они об очень важных вещах. Георгий, не ведая, вернется ли с войны живым, решил открыть Тимуру страшную семейную тайну:

– Запомни, мой мальчик, ты не внук казанского старьевщика. Нет! Мы никакие не Гареевы, мы Гиреевы!

– Ну и что?

– Как «ну и что»?! Мы прямые потомки владык Крыма ханов Гиреев, из ветви Чабан-Гиреев, чей славный род после присоединения Тавриды к России верой и правдой служил Белому Царю.

– Не может быть!

– Да, мой мальчик! После революции, лишившись всего, мы, чтобы уцелеть, скрыли происхождение и даже слегка изменили фамилию. И ты родился уже Гареевым. Но мы дали тебе имя великого воина Тимура! Пойми, мы – соль Великой империи! Если удастся вернуть трон Романовым, мы вернем наши земли, наши имения, наше положение, снова станем аристократией…

– Что же для этого нужно, дядя? – прошептал, пораженный таким внезапным поворотом судьбы, юный Гиреевич, закрывая ладонью красную звезду, вышитую на рубашке.

– Убить Сталина! Совдепия держится исключительно на силе и воле этого хитрого тирана. Умрет Сталин – умрет большевизм. Измученные народы России под колокольный звон сами внесут Романовых в Кремль. Я попробую объединить здоровые монархические силы в Красной армии. Это очень опасно, но бездействовать нельзя: капля крови точит камень деспотизма. А ты расти и думай!

– О чем, дядя?

– Как убить Сталина! Поклянись!

– Я клянусь, дядя! – Мальчик бросился на шею Георгию, не ведая, что снова встретится с ним лишь через двадцать лет.

…Но юный Гиреевич не догадывался, что такой же судьболомный разговор случился не только у него. Тот, кто читал повесть Гайдара или хотя бы видел одноименный кинофильм, конечно, помнит, как Тимур на мотоцикле мчал по ночной Москве девочку Женю к ее отцу. Тот на вверенном ему бронепоезде проезжал через столицу в действующую армию.