Том 3. Ангел Западного окна - Густав Майринк

индивидуальности можно назвать «вещами». Вот и этот пустой футляр... Экспонат, который должен заполнять это бархатное ложе, был в свое время...

   — Похищен! — Я сам испугался своей внезапной догадки. — Его у вас украли.

   — Н-нет, — княгиня замялась, — н-нет, не у меня. И не украли, если уж быть точным до конца. Скажем так: он исчез и был причислен к без вести пропавшим. Не люблю об этом говорить. Короче: экспонат этот отец ценил больше всех и утрату его считал невосполнимой. Я совершенно согласна с ним, но что из того? Эта «единица хранения» отсутствует в нашей коллекции, сколько я себя помню; пустая бархатная форма заполнила мои девичьи сны еще в раннем детстве. Несмотря на все мои самые настойчивые просьбы, отец всегда отказывался сообщить мне, при каких обстоятельствах покинул наш дом этот таинственный незнакомец. И когда я его об этом просила, он на весь день погружался в тоску и меланхолию. — Тут княгиня внезапно замолкла, с отсутствующим видом пробормотала что-то по-русски, из чего я разобрал только имя «Исаис», и, вздохнув, продолжала рассказ:— Лишь один-единственный раз — это было накануне нашего бегства из Крыма и дни моего тяжелобольного отца были сочтены — он сам обратился ко мне: «Вернуть утраченную реликвию, дитя мое, будет делом всей твоей жизни, и ты отыщешь ее, если только не напрасны были мои труды на этой земле; за нее я пожертвовал тем, о чем смертный даже помыслить не может. Ты, дитя мое, обручена с этим кинжалом из наконечника копья Хоэла Дата — с ним, и только с ним, ты отпразднуешь свою свадьбу!»

Можете себе представить, господа, какое впечатление произвели на меня отцовские слова. Липотин, давнишний поверенный князя, подтвердит, в какое безутешное горе повергало умирающего сознание того, что все усилия, которые он предпринимал до самого последнего дня, пытаясь обнаружить пропавшую реликвию, оказались безрезультатными.

Липотин, совсем как китайский болванчик, принялся кивать. И хоть он по-прежнему улыбался, мне все равно показалось,

что эти воспоминания ему почему-то неприятны.

Княгиня достала связку крошечных, отсвечивающих синевой ключей, нашла нужный и открыла стеклянные створки. Вынула пожелтевшую от времени легенду и зачитала:

— «Коллекционный номер 793 б: наконечник копья из не поддающегося точному определению металлического сплава (марганцевая руда и метеоритное железо с примесью золота?). Позднее переделано — не совсем, правда, безукоризненно — в клинок кинжала. Рукоятка: предположительно испано-мавританская работа, не позднее первой половины X века, эпоха поздних Каролингов. Инкрустирована восточными александритами, бирюзой, бериллами; особо выделяются три персидских сапфира. Получен Петром Шотокалунгиным, — это мой дед, — в качестве памятного подарка от императрицы Екатерины. Относится к числу наиболее ценных образцов западноевропейского оружейного искусства; есть версия, что к Его Величеству царю Ивану Грозному этот кинжал попал прямо из королевской сокровищницы Англии». Итак, достоверно известно, что в период правления великой Елизаветы Английской кинжал находился при дворе. Однако происхождение его и первые столетия жизни окутаны покровом тайны. Здесь мы вступаем в туманную область преданий:

В незапамятные времена клинок сей бесценный служил наконечником непобедимого копья героя Уэльса, эрла Хоэла, по прозванию «Дат», что означает «Добрый». А завладел сим оружием означенный Хоэл Дат весьма престранным образом: с помощью колдовства белых альбов, служителей невидимого братства розенкрейцеров. Видно, эрл оказал белым альбом, кои считаются в Уэльсе могущественнейшими духами, услугу немалую, ибо сам король альбов наставлял его, как некий диковинный, никогда допрежь не виданный камень, растерев в тончайший порошок и добавив собственной крови, превратить с помощью тайных заговорных слов и магических формул в страшное оружие. Смесь редкого серо-голубого цвета застыла в форме наконечника твердости необычайной: ни одна руда, даже несокрушимый алмаз не могли сравниться с ним. Владелец сего копья навеки становился непобедимым, для земного оружия и неуязвимым для дьявольских ков. Отныне он был заговорен от женского вампиризма и мог претендовать на корону самую высокую.

Эта легенда в роду Хоэла Дата передавалась из уст в уста на протяжении многих веков, и потомки как зеницу ока хранили копье, для них оно было залогом гордого взлета каждого нового поколения

внуков Родерика. Но один из Датов - или Ди, как они стали зваться впоследствии, - потерял драгоценный кинжал самым постыдным образом: позабыв благословение белых альбов и сойдя с пути истинного, он позволил выманить его у себя хитростью на дьявольском ложе распутства. Вместе с кинжалом покинули сей род сила, слава и могущество, а вслед за ними и надежда на корону Англии. Проклятье пало и на клинок, от которого его освободит теперь разве что последний из потерянного рода Хоэла Дата, и тогда вернется реликвия знамением прежнего блеска. Но до тех пор, пока с наконечника не будет смыта кровь, однажды запятнавшая его, надежды на освобождение Хоэла Дата из оков цепи, конец которой сокрыт на дне преисподней, нет.

Едва княгиня закончила, Липотин повернулся ко мне и быстро проговорил:

— Существует и другая легенда, смысл которой сводится к тому, что если бы наконечником копья завладел русский, то Россия стала бы владычицей мира: а если бы он остался у англичан, то Англия покорила бы Русскую империю. Однако это уже сфера политики, а кого из нас, — заключил он, придав своему лицу равнодушный вид, — интересует сия сухая материя!

Княгиня, очевидно, пропустила его слова мимо ушей; погруженная в свои мысли, она положила пожелтевшую карточку на прежнее место, потом подняла на меня усталый, отсутствующий взгляд... Мне показалось, что ее зубы тихо скрипнули, прежде чем она сказала:

— Ну, мой друг, надеюсь, теперь-то вы понимаете то лихорадочное нетерпение, с которым я изучаю каждый след, обещающий привести меня к копью Хоэла Дата, как называет кинжал эта похожая на сказку история, записанная моими предка ми? Какое еще наслаждение сравнится для коллекционера с азартом погони, с тем неземным чувством, которое испытываешь, замыкая настигнутый трофей на пожизненное заключение под стекло витрины, — предмет, олицетворяющий для кого-то там, в миру, смысл всей жизни, счастье и вечное блаженство! Какое упоение — сознавать бессилие своего соперника, наблюдать его отчаянные попытки завладеть тем, чем владею толь ко... я одна!

В первое мгновение мне едва удалось утаить от собеседников ту лавину мыслей и чувств, которая захлестнула мою душу; а что это необходимо скрыть, я понял сразу. Мне кажется, что с моих глаз спала пелена и я заглянул в таинственный механизм судьбы моих предков, Джона Ди, кузена Роджера и мой

собственный. Дикая радость и нетерпение едва не повлекли бессмысленное и