Город золотых теней - Тэд Уильямс

«Скоро жажда измучит тебя, — говорил он ей, — и голод. Скоро измучат они твоего ребенка, и заплачет он, требуя сладкого молока и воды. Скоро встанет горячее солнце. Скала тверда, ничто не растет на ней. Что будешь ты делать, когда живот твой сведет боль? Когда язык твой потрескается, как высохшая грязь?»

Испугалась тогда Н! юка, ибо правду говорил Старик Гиена. И заплакала она, говоря: «Вот, пришел мне конец, вдали от друзей и родных». А Старик Гиена внизу напевал, ожидая.

А потом услышала она голос: «Что ты делаешь на нашей скале?» С вершины скалы спустился к ней человек, один из сидящих на пятках. В древние времена мой народ сражался с бабуинами, так что Н! юка испугалась.

«Не убивай меня, — просила она. — Старик Гиена загнал меня сюда. Он убил моего мужа и ждет внизу, чтобы убить меня и моего ребенка».

Человек посмотрел на нее и сказал, обидевшись: «Зачем ты говоришь с нами так? Зачем просишь не убивать тебя? Разве мы причинили тебе вред?»

Н! юка склонила голову.

«Мой народ и ваш были когда-то врагами. Вы вели войну с Дедом Богомолом. И я не предложила вам дружбы».

«То, что ты не друг, не делает тебя врагом, — ответил бабуин. — А Гиена враг нам обоим. Поднимайся на вершину скалы, где собралось мое племя».

Н! юка последовала за ним. Когда поднялась она на вершину скалы, то увидала, что все сидящие на пятках одеты в уборы из шерсти барсука и перьев страуса, ибо был у них праздничный пир. Они накормили ее и ее ребенка, а когда все насытились, старейший и мудрейший бабуин заговорил с ней и сказал так: «Теперь мы должны придумать, что делать нам со Стариком Гиеной. Как ты поймана в ловушку на этой скале, так и мы, потому что вся еда съедена и вся вода выпита».

Долго говорили они, и Гиене внизу надоело ждать, и он крикнул им: «Чую я сидящих на пятках. Их тоже укушу я, и кости их хрустнут на моих зубах. Спускайтесь, отдайте мне самого маленького, самого нежного, и я отпущу остальных». Повернулся старый бабуин к Н! юке и сказал: «Твой народ умеет призывать алое пламя. Вызови его, и тогда мы сможем победить врага». Вытащила Н! юка свой кремень и согнулась низко, чтобы ветер не загасил искры. Когда развела она алый огонь, вместе с бабуинами положила она в костер обломок большой скалы. Когда раскалился камень, завернула его Н! юка в кусок шкуры, который дал ей старый бабуин, подошла к краю скалы и позвала Старика Гиену.

«Я кину тебе своего ребенка, — крикнула она, — потому что голод и жажда терзают меня, а скала пустынна».

«Хорошо, кидай, — ответил Гиена. — Я тоже голоден».

Пригнулась Н! юка и кинула ему раскаленный камень. Подпрыгнул Старик Гиена и проглотил камень вместе со шкурой. А камень в животе начал жечь его. Тогда воззвал Гиена к облакам, моля послать дождь, но не было дождя. Принялся он кататься по земле, пытаясь выблевать камень, но, пока он катался, Н! юка и бабуины спустились со скалы и забили его камнями и палками.

Н! юка поблагодарила сидящих на пятках, и старейший их народа сказал ей: «Помни, что перед лицом общего врага мы были тебе друзьями». И женщина поклялась запомнить, и с тех пор, когда людям моего племени грозит опасность или неизвестность, мы говорим: «Хотел бы я видеть бабуинов на той скале».

На автовокзале Пайнтауна Рени едва успела распрощаться с Ксаббу — отходил ее автобус. Пока автобус скатывался по пандусу на переполненную в час пик улицу, она смотрела в окно на низкорослого юношу, стоящего под навесом и разглядывающего расписание. Чувство вины охватило ее снова.

«Он верит, что бабуины придут и помогут ему. Господи, во что я его втянула?»

Если уж на то пошло, во что она втянулась сама? Кажется, она обзавелась очень влиятельными врагами и, едва не погибнув, так и не узнала толком, что происходит, и потеряла почти все доказательства.

«Скажи прямо — все доказательства. Кроме мутной фотографии города в двух копиях: одна на моем пульте, вторая у Сьюзен. Вот с этим и пойду в ЮНКОМ. „Да, мы полагаем, что эти люди лишают разума детей. Улики? А вот, картинка с небоскребами…“

На улицах в ее районе Пайнтауна толпилось на удивление много народу для вечера рабочего дня. Рени это удивило, но не насторожило. Люди вели себя как на празднике: сбивались в кучки на проезжей части, окликали знакомых, передавали из рук в руки пивные банки. Вылезая из автобуса, она даже ощутила острый запах гари, точно кто-то запускал фейерверки. Только поднявшись по улице Убусика и завидев огни мигалок на фоне бетонных стен и облако камер-зондов, порхающих, точно мухи, в мерцающих огнях, она поняла, что случилось.

К тому времени, когда Рени добежала до полицейского кордона, она задыхалась и истекала потом. Над крышей многоквартирки поднимался тугой столб дыма, как черный палец, уткнувшийся в вечернее небо. Несколько окон на ее этаже были выбиты и окаймлены гарью, точно от рвавшегося наружу жара. Одно окно принадлежало ее квартире. У Рени засосало под ложечкой. Она еще раз пересчитала окна, надеясь, что ошиблась, и зная, что ошибки нет. Она уперлась в полицейский барьер, крича, чтобы ее пропустили, но молоденький чернокожий боец в каске остановил ее. Тогда она сообщила, что живет в этом доме, и боец направил ее к трейлеру в дальнем конце автостоянки. На улице у многоквартирки толпилось по меньшей мере сто ее жителей и вдвое-втрое больше из соседских домов, но отца Рени среди них не заметила. Она судорожно пыталась припомнить, чем он собирался занять день. Обычно он приходил домой после обеда…

У трейлера было слишком шумно и людно, чтобы пытаться поговорить с лицами официальными: десятки голосов требовали внимания, большинство искали близких, иные просто пытались найти объяснения или выяснить, полагается ли им страховка. Рени пихали и отталкивали, пока она не ощутила, что сейчас завизжит от страха и отчаяния. Осознав, что ее воплей все равно никто не услышит , она выбралась из толпы и утерла слезы.

— Миз Сулавейо? — Мистер Пракеш, маленький кругленький индус, живший на ее этаже, тронул Рени за руку. Он был одет в халат и пижаму, на ногах красовались незавязанные такки . — Ужасно, не правда ли?

— Вы видели моего отца?

Индус покачал головой.

— Нет, не видел. Слишком много людей. Мои жена и дочь где-то здесь, они выбежали вместе со мной, но я их с тех пор не видел.

— Что случилось?

— Думаю, бомба. Мы ужинали, и вдруг ффуум! — Он всплеснул руками. — Мы и понять не успели, что произошло, а на лестнице уже кричали. Не знаю, что могло случиться. — Он нервно поежился, точно кто-то мог возложить всю вину на него. — Вы видели вертолеты? Их много налетело, заливали пеной крышу и наружные стены. Я уверен, это очень вредно для здоровья.

Рени отошла. Она не могла разделить его приправленного испугом возбуждения. Его родные в безопасности — сплетничают, наверное, с другими соседями. Интересно, обошлось ли без жертв? При таких разрушениях — вряд ли. И где отец? Рени похолодела. Столько раз она мечтала, чтобы он сгинул, исчез из ее жизни вместе со своими склоками, но никогда не думала, что это может случиться вот так: полвосьмого вечера, полная улица мелющих языками зевак и контуженных жертв. Разве может жизнь меняться так внезапно?