Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин

В 1942 году итальянские подводные диверсанты обосновались в трюмах генуэзского танкера «Ольтерра», интернированного в испанском порту Альхесирас. Танкер, притопленный на мелководье, стоял в виду рейда морской крепости Гибралтар — главной базы английского флота в годы Второй мировой войны в Атлантике. В борту «Ольтерры» был проделан подводный выход, через который боевые пловцы отправлялись в свои рейды. Они минировали английские корабли и возвращались на «Ольтерру». где, стянув гидрокомбинезоны, снова превращались в скучающих торговых моряков. Англичане так и не смогли разгадать тайну «Ольтерры» до конца войны, хотя, как пишет Боргезе, «Альхесирас кишел английскими агентами, а „Ольтерра“ была ошвартована прямо под окнами английского консульства, битком набитого морскими офицерами из „Интеллидженс сервис“».

1942 год и год 1955-й. Их разделяет всего тринадцать лет. Ещё полон сил и политической энергии «чёрный князь» Боргезе, шеф 10-й флотилии подводных диверсантов. Во всеоружии и сама флотилия, не расформированная, как требовали того условия мирного договора 1947 года, а преобразованная в Центр подготовки подводных пловцов — диверсантов итальянских ВМС. С 1952 года по 1959 год Центр этот возглавлял не кто иной, как капитан 1-го ранга Джино Биринделли, верный сподвижник Боргезе по 10-й флотилии МАС. В 1940 году он командовал группой пловцов-диверсантов в операции против английских линкоров в Александрии. Чуть позже действовал в Гибралтаре. Кстати, любопытное совпадение: именно Биринделли обучался вместе с товарищами подводному минированию, подплывая по ночам к линкору «Джулио Чезаре» (будущему «Новороссийску»). Так что опыт «Ольтерры» и дивизиона «Большой Медведицы» (так называлась группа, действовавшая с танкера против Гибралтара) стоял перед глазами руководителя Центра подводных диверсий.

Итак, если представить, что на одном из притопленных кораблей Вторчермета было устроено нечто вроде тайника на «Ольтерре», то возникает резонный вопрос каким образом проникли боевые пловцы в тыл севастопольской базы и как доставили они туда взрывчатку и снаряжение?

За ответом придётся вернуться в 1942 год. В то время, когда люди-лягушки из дивизиона «Большой Медведицы» готовились к подводным атакам на гибралтарском рейде, под Севастополь прибыла внушительная колонна автотягачей и крытых фургонов. «ВМС Италии, — пишет В. Боргезе, — идя навстречу желанию союзников, отправили в Чёрное море флотилию катеров МАС под командованием капитана 1-го ранга Мимбелли и несколько карманных подводных лодок типа СВ. Эти корабли с честью выполнили поставленные задачи (один катер потопил русский крейсер, а малютки СВ — две русские подводные лодки)… Мы решили перебазировать в Чёрное море группу торпедных и взрывающихся катеров с задачей организовать постоянное патрулирование на подступах к Севастополю».

Начальником «севастопольского отряда диверсионных сил» был назначен капитан 3-го ранга Альдо Ленци. «Храбрый офицер, — характеризует его Боргезе, — всегда спокойный и весёлый, неутомимый на службе, любитель красивых вещей и комфорта в часы отдыха, оптимист по натуре. Ленци взялся за это новое для него да и вообще для любого моряка дело с энтузиазмом… Наконец 22 мая (1942 года. — Н.Ч.) колонна прибыла к месту назначения в Форос — очаровательный городок, расположенный на прекрасном Южном побережье Крыма, недалеко от Балаклавы и к югу от Севастополя. Здесь наша группа раскинула палатки под сенью ореховых деревьев. Прежде всего мы продолжили рельсовый путь и соорудили деревянный слип, чтобы доставить наши штурмовые средства к берегу моря и спустить на воду».

Следы этого слипа до недавних пор можно было отыскать в Форосе. Штурмовые катера итальянцев поджидали свои морские жертвы, укрывшись под каменной стеной мыса Айя. Это удивительнейшее по своей могучей красе место. Горы здесь вступают в море складками эдакого гигантского каменного драпри. (В них-то и прятались катера.) Кое-где скалы обрушиваются в воду идеально ровными высоченными стенами. Их можно принять за остатки каких-то древних — времён египетских пирамид — гидротехнических сооружений, возведённых внеземными цивилизациями. Слишком уж высоки и гладки их стёсы, слишком уж хитроумно запрятаны в них гроты, проникнуть в которые можно лишь из-под воды.

Автору этих строк доводилось плавать с аквалангом у подводного подножия этих глухих с виду стен. Я погружался с мыслью о том, что здесь, на этих каменных ступенях, в этих расщелинах и гротах, вполне могут остаться следы пребывания людей Ленци, ничуть не подозревая, что это предположение двадцатью годами раньше уже было проверено здесь контрразведкой Черноморского флота.

Бывший сотрудник флотской контрразведки Евгений Борисович Мельничук рассказал мне позже, что это по его инициативе в 1970-е годы аквалангисты обследовали подводные пещеры мыса Айя в поисках тайных складов итальянских диверсантов. Известно, что немецкие и итальянские боевые пловцы, покидая гавани, занимаемые противником, оставляли в бетонных массивах молов, причалов и прочих портовых сооружений хорошо скрытые склады взрывчатки, баллонов с кислородом и т.п. Всё это делалось для обеспечения будущих операций. Так было в Кальяри (остров Сардиния), в Штеттине (ныне Щецин) и в других местах. Так что в существовании такой секретной базы и под Севастополем нет ничего невероятного. Жаль, что обследование подводных гротов мыса Айя было, насколько я смог понять со слов Мельничука, весьма непродолжительным и, конечно же, запоздалым.

Даже если такой склад и не был устроен, то всё необходимое оборудование наследники ластоногих бойцов Ленци—Боргезе могли получить с борта проходящего мимо крымских берегов какого-либо торгового итальянского судна. Да и сами могли быть высажены с него. Ведь проходил же 28 октября 1955 года в тридцати милях от мыса Айя итальянский сухогруз. Он шёл из Босфора в Азовское море…

Доставить ящики с подводными аппаратами, со всем, что надо для подобного дела, на территорию судоразделочной базы Вторчермета не представляло в те годы особой сложности. Рядом, по берегу Чёрной речки, проходят железная дорога, шоссе… К тому же кладбище старых кораблей — это не режимный объект. Под видом газорезчиков можно было легко проникнуть даже с транспортировочными ящиками на любое предназначенное к слому судно. Во всяком случае, в годы войны специалисты из флотилии МАС умудрялись провозить свои разобранные на части торпеды даже через государственные границы нейтральных стран как «садовый инвентарь» или запасные детали для судовых машин.

Евгений Борисович Мельничук, невольный свидетель гибели линкора, все эти годы пытается раскрыть тайну «Новороссийска». И делает он это не по долгу службы («Новороссийское» дело давно закрыто), а по велению сердца. В оные годы даже рисковал навлечь на себя неудовольствие начальства: мол, ставит под сомнение выводы правительственной комиссии.

Я познакомил его с чернореченской версией. Он нашёл её вполне вероятной. И высказал своё предположение: Чёрная речка могла быть выбрана и как путь наиболее безопасного отхода после установки мины под днищем линкора.

Было всё именно так или иначе, да и было ли вообще — вопросы эти пока надолго останутся без ответов. Я не думаю, что в итальянских архивах хранятся какие-либо документы, проливающие свет на взрыв под днищем «Новороссийска». Подобная акция могла быть проведена, скорее всего, как частное дело «группы патриотов», располагающих достаточными средствами как для покупки «карманной подводной лодки», так и для фрахта торгового судна. Хотя, разумеется, не без ведома, а то и при прямом содействии спецслужб. Той же СИФАР, например, — разведывательной службы вооружённых сил Италии — или в сотрудничестве с ЦРУ. Наводит на размышление и то, что летом 1955 года, за четыре месяца до взрыва на севастопольском внутреннем рейде, министром внутренних дел Италии был назначен бывший высокопоставленный сотрудник фашистской милиции Фернандо Тамброни. Тамброни весьма чутко относился к советам тогдашнего шефа ЦРУ в Италии Роберто Дрисколла. Благоприятствовала проведению диверсантской вылазки и внутриполитическая обстановка в нашей стране — весьма смутная, с острой, хотя и скрытой борьбой группировок в высших сферах власти. Всё это сказывалось на жизненном тонусе государства.