Освободительный поход Сталина - Михаил Мельтюхов

Давидеску отказался подписывать соглашение, сославшись на отсутствие у него необходимых полномочий.

Тогда в 1.25 28 июня ему была передана новая советская нота, в которой отмечалась неопределенность ответа румынского правительства, «ибо в нем не сказано прямо, что оно принимает предложения Советского правительства о немедленной передаче Советскому Союзу Бессарабии и северной части Буковины». Однако, принимая во внимание разъяснения румынского посланника в Москве, советское правительство предложило: «1. В течение 4-х дней, начиная с 2 часов дня по московскому времени 28 июня, очистить румынским войскам территорию Бессарабии и северной части Буковины. 2. Советским войскам за этот же период занять территорию Бессарабии и северной части Буковины. 3. В течение 28 июня советским войскам занять пункты: Черновицы, Кишинев, Аккерман. 4. Королевскому правительству Румынии взять на себя ответственность за сохранность и недопущение порчи железных дорог, паровозного и вагонного парка, мостов, складов, аэродромов, промышленных предприятий, электростанций, телеграфа. 5. Назначить комиссию из представителей» сторон «для урегулирования спорных вопросов по эвакуации румынских войск и учреждений». Ответ Румынии должен был поступить в Москву не позже 12.00 28 июня.[363]

Тем временем в Бухаресте продолжалось обсуждение сложившейся обстановки, не исключая и возможности военного сопротивления СССР. Однако в ходе второго заседания Коронного совета, состоявшегося в 21.00–24.00 27 июня, реально оценив военные возможности Румынии и опасаясь социальных потрясений в случае войны с СССР, присутствующие 19 голосами против 6 (при 1 воздержавшемся) решили согласиться на уступку требуемых СССР территорий. Согласно дневнику Кароля II, он «закрыл заседание Совета короткой речью, в которой сказал, что это — самый тяжелый день в моей жизни, я даже не мог радоваться тому, что мой сын сдал экзамен на степень бакалавра. Считаю, что, уступая без сопротивления почти четверть (в действительности 17,1 %. — М.М.) территории страны, мы совершаем крупнейшую ошибку. Не пожав никому руки, я вышел в глубоком горе и в убеждении, что последствия данных решений будут весьма плачевными для страны, даже если, как утверждает Арджетояну, мы в скором будущем, может быть, добьемся того, что потеряли». Как позднее заявил в парламенте Татареску, «мы решили отступить из Бессарабии и Верхней Буковины, чтобы спасти сегодня румынское государство и уберечь от опасности будущее румынской нации».[364]

Побудительные мотивы решения румынского руководства не были тайной для Москвы. Уже 2 июля советская разведка докладывала о том, что, «по сведениям резидента в Румынии, румынский король согласился на ультиматум Советского Союза якобы только после того, как им были получены заверения от германского и итальянского послов о том, что возвращение СССР Бессарабии и северной части Буковины является временным решением, т. к. Германия и Италия, занятые на Западе, не могут оказать вооруженной помощи Румынии. Впоследствии же Румыния в качестве компенсации за правильное понимание момента сможет получить не только Бессарабию, но и Молдавскую республику. Рядовой состав и младшие офицеры румынской армии довольны мирным разрешением конфликта, а генералитет расценивает это как грубую ошибку правительства».[365]

Тем временем, получив в 2.30 28 июня новую советскую ноту, румынское правительство обратилось к Германии с просьбой повлиять на СССР, чтобы добиться сохранения Черновиц в составе Румынии и продлить срок эвакуации. Хотя Берлин обещал поддержку, никаких указаний Шуленбург не получил. В 11.00 Бухарест заявил Москве, что, стремясь «избежать серьезных последствий, которые повлекло бы применение силы и открытие военных действий в этой части Европы, видит себя обязанным принять условия эвакуации, предусмотренные в советском ответе». При этом Румыния просила продлить срок эвакуации, «принимая во внимание, что эвакуацию территории было бы крайне трудно осуществить в течение четырех дней вследствие дождей и наводнений, которые попортили пути сообщения». Решением этого вопроса могла бы заняться смешанная советско-румынская комиссия.[366] Вместе с тем, как справедливо отметила М. Д. Ерещенко, Румыния формально согласилась не на возвращение территории Советскому Союзу, а всего лишь на «эвакуацию румынских войск» из Бессарабии и Северной Буковины, что в дальнейшем использовалось Бухарестом для обоснования своих притязаний на эти территории. Приняв текст румынского ответа, Молотов заявил, что «Правительство СССР дать отсрочки не может. Если будет необходимость по техническим причинам отсрочить на несколько часов реализацию той или иной части намеченных мероприятий, то вопрос об этом может быть рассмотрен смешанной советско-румынской комиссией. Советским войскам будут даны указания начать переход границы сегодня после 2 часов дня. Румынские войска должны принять меры к тому, чтобы организованность продвижения советских войск не была ничем нарушена».[367]

Пока велись все эти дипломатические переговоры, войска Южного фронта завершали последние приготовления к операции. Не зная, каким будет ответ из Бухареста, Шапошников в 16.00 27 июня позвонил по ВЧ Жукову и передал ему следующее указание: «С утра 28.6.40 быть готовым к действиям. Действия могут быть с выстрелом или без выстрела. Приказание о действиях и характере их дополнительно.

Жуков: Отдаю приказ о занятии исходного положения. Как быть относительно разъяснения красноармейцам?

Шапошников: С разъяснением подождать. Решение, очевидно, последует до 24 часов.

Жуков: Разрешите привести средства ПВО в боевую готовность.

Шапошников: Привести средства ПВО в боевую готовность можно».[368]

Соответственно командование Южного фронта отдало своим войскам директиву № А00148, которая устанавливала срок готовности к наступлению на 3.00 28 июня, но при этом предусматривала вариант действий «без боя» на случай возможного добровольного отвода румынских войск. В любом случае следовало ожидать «особое приказание».