Черный рассвет - Сергей Москвин

– Что с вами, Дмитрий Романович? – испуганно спросила Надя.

– Укололся. Вот здесь на плече что-то острое, – пробормотал Синявский, тщетно пытаясь нащупать уколовший его предмет.

Надя, а за ней и Щербаков подошли ближе. Вместо иглы, булавки или чего-то другого в полимерном защитном комбинезоне Синявского на плече чернела маленькая круглая дырочка с оплавленными краями. Они переглянулись.

– Снимайте одежду, Дмитрий Романович. Быстро! – скомандовала Надя.

По ее испуганным глазам он все понял и, не задавая лишних вопросов, принялся судорожно стаскивать с себя защитный костюм. Точно такая же дырочка обнаружилась и на форменной рубашке Синявского. А когда он расстегнул рубашку и спустил с плеча, Надя увидела на коже лиловое пятно с черной точкой посередине.

– Это оно? – не своим голосом спросил Синявский.

Надя не ответила. Ее губы дрожали, а челюсти свело судорогой.

– Надо вырезать! – воскликнул Щербаков, схватив медицинский скальпель. – Сожмите зубы, Дмитрий Романович.

– А наркоз? – растерянно спросил Писарев.

Но Щербаков только отмахнулся:

– Нет времени!

Они усадили Синявского на стул. Он отвернулся и сжал челюсти, но не смог сдержать стона, когда Щербаков полоснул скальпелем по его плечу. Надя впервые ассистировала на такой операции: без наркоза, в антисанитарных условиях. Основную работу Щербаков с Писаревым сделали сами. Она только держала кювету с использованными тампонами, да в конце помогла Щербакову отрезать хирургическую нить, которой он зашил рану.

– Знаете, – сказал Синявский, глядя на свое забинтованное плечо. – В конце было совсем не больно.

Он явно хотел приободрить коллег, но это признание еще сильнее встревожило Надежду.

– Дайте руку, Дмитрий Романович, – попросила она.

Синявский послушно протянул ей руку.

– Что ты хочешь делать? – недоуменно спросил Щербаков. Но когда она достала скарификатор,[7]ему все стало ясно.

Синявский тоже все понял. В лаборатории наступила напряженная тишина. Надя взяла у Синявского из пальца каплю крови и, нанеся ее на предметное стекло, поместила под микроскоп.

– Ну что там?! – не выдержал напряжения Щербаков.

Надя закрыла глаза, мысленно досчитала до пяти и снова прильнула к окулярам. Но ее последняя надежда на то, что от волнения и страха ей показалось то, чего нет на самом деле, не оправдалась. Под микроскопом среди эритроцитов и лейкоцитов сновали черные чужаки, и с каждой секундой их становилось все больше.

– Заражение, – не поднимая глаз от микроскопа, через силу выговорила Надя.

В лаборатории вновь повисла тишина, и в этой тишине раздался на удивление спокойный голос Синявского:

– Что ж, этого следовало ожидать. По крайней мере, мы попытались.

Надя почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Она все-таки заставила себя посмотреть на Синявского.

– Что теперь будет, Дмитрий Романович?

– Вам придется найти способ борьбы с этой паразитической инфекцией, а я… – Он глубоко вздохнул и попытался улыбнуться. – Я, очевидно, умру.

– Нет! – воскликнула Надя. – Должен быть какой-то способ…

Но Синявский резко остановил ее.

– Не говорите глупостей! Фактически я уже труп. Думаю, изменения в организме уже начались. – Он повернулся к Щербакову. – С этой минуты вы старший группы, Илья Андреевич. Упакуйте все оборудование, приборы и нужные образцы. Все остальное сжечь. Утром, как только восстановится связь, вызовите вертолет для эвакуации лагеря. Теперь, когда ясна причина происходящего, здесь больше нечего делать. Остальные исследования закончите в Центре.

– Есть! – по-военному четко ответил Щербаков.

В отличие от него Наде с трудом удавалось сдерживать себя.

– А как же вы, Дмитрий Романович? – борясь с рыданиями, спросила она.

– А я к тому времени, видимо, буду уже мертв, – с поразительным спокойствием ответил он. – Последняя просьба, Надя: пригласите ко мне Мещерина. Хочу напоследок переговорить с ним.

Надя кивнула:

– Конечно, Дмитрий Романович.

Почти с облегчением она вышла из лабораторной палатки. Смотреть в глаза Синявскому, слушать его, разговаривать с ним и знать, что он обречен и, возможно, доживает последние часы, было просто невыносимо.

Возле армейской палатки Мещерина не оказалось. Надя заглянула внутрь, но и там было пусто. Лагерь тоже выглядел пустынно. В центре догорал костер, но возле огня она никого не заметила. Прежде вернувшиеся из дозора разведчики любили посидеть у костра. Иногда среди них оказывался молодой парень, умеющий играть на гитаре, имени которого Надя не знала, тогда вечернюю тишину наполняли героические солдатские песни. Голос у паренька был хрипловатый, да и слух не ахти, но пел он от всей души, остальные парни завороженно слушали.

Надя тоже прислушалась. Со стороны родника, кажется, доносились чьи-то голоса. Включив карманный фонарь (теперь она всегда носила его при себе – преподанный Денисом наглядный урок пошел впрок), Надя повернула туда. Луч света выхватил из темноты ползущие над землей клубы тумана, настолько плотного, что ведущая к роднику тропинка растворилась в нем. По ночам поднимающиеся от ручья испарения конденсировались в виде висящих над водой мельчайших капель, но это был даже не туман, а всего лишь стелющаяся над ручьем его тонкая полоска. А чтобы туман окутывал поляну – такое Надя вообще видела впервые. К перемене погоды, решила она, невольно замедляя шаги. Входить в ползущее на нее темно-серое облако, через которое не мог пробиться даже яркий свет электрического фонаря, не хотелось. Наде вдруг стало страшно. Что ждет ее за этой непроглядной пеленой? Но у родника определенно звучали голоса. Значит, там люди! Ей даже показалось, что она узнала голос Дениса. Мысленно укорив себя за детские страхи, Надя решительно вошла в растекающееся по поляне темное облако.

В лицо пахнуло теплым и влажным паром. В первый момент Наде даже показалось, что она попала в турецкую баню, настолько разительным оказался контраст между обычным лесным воздухом и тем, что принес с собой странный туман. Ладони мгновенно стали липкими, а фонарь – скользким и неудобным. Надя чуть не повернула назад, но голоса звучали уже рядом, и она заставила себя пройти по тропинке, пока не увидела впереди три размытые человеческие фигуры.

Сначала она узнала Дениса, потом Мещерина, и то только потому, что он заговорил, а третьего, Хазара, лишь когда подошла вплотную.

Мещерин тоже узнал ее и недовольно обернулся.

– У вас какое-то дело? Подождите. У нас человек пропал.