100 великих чудес света - Надежда Ионина

В Большом дворце сохраняется рабочая комната Петра I, так называемый «Дубовый кабинет».

Дочь Петра I, Елизавета, внеся в проект существенные изменения, продолжила и расширила строительство. Другие правители тоже приспосабливали Дворец к своим вкусам, в том числе и Екатерина II.

В парке есть и другие, не столь грандиозные дворцы и павильоны, в частности, любимый кирпичный домик царя Петра, выстроенный «на голландский манир» – Монплезир, что означает «Мое удовольстве». Он был сооружен прямо на берегу Финского залива, и Петр I жил в нем, пока строился Большой дворец.

Для Петра I было построено и изящное 2-этажное здание Эрмитаж, в верхнем этаже которого находилась трапезная. Центральная часть овального орехового стола, рассчитанного на четырнадцать персон, поднималась и опускалась с помощью подъемного устройства, чтобы слуги на первом этаже могли переменить блюда.

Век Екатерины начинался весело: с праздников, пиров, балов, поздравлений. Стремясь выразить свое благоволение новой императрице и одновременно засвидетельствовать поддержку ее действиям, в июле 1762 году Сенат постановил соорудить ей памятник.

Уже вплотную занялся подготовкой проекта памятника академик Якоб Штелин, уже Михайло Ломоносов подал в Сенат рапорт с просьбой «означить место, где монумент ее императорскому величеству поставить должно», как осенью 1763 года Екатерина неожиданно отказалась от его создания. Она сочла более разумным поставить памятник Петру I.

Русский посол во Франции князь Д. А. Голицын, получив поручение подыскать среди иноземных скульпторов такого, кто сумел бы изваять памятник Петру I, незамедлительно принялся за дело. В числе тех, к кому он обратился за рекомендациями, был известный философ-просветитель, знаток искусства Дени Дидро. Вот тогда-то и было названо имя известного французского скульптора Фальконе. Этот сын столяра в 18 лет с трудом подписывал свое имя. Но так велики были его одаренность и настойчивость, что к 29 годам он стал уже членом Академии художеств и его слава перешагнула границы Франции.

«Браться или не браться?» – такого вопроса для Фальконе не существовало. И он незамедлительно приступает к делу. Самым внимательным образом перечитал скульптор «Историю Российской империи при Петре Великом», написанную Вольтером, и другие посвященные России книги. И в словах Вольтера о Петре: «Все монархи вели переговоры, осаждали города, давали сражения. Но никто, кроме Петра Великого, не был преобразователем нравов, создателем художеств, флота и торговли. Именно поэтому потомство будет относиться к нему с благоговением» – Фальконе нашел ключ к образному решению своей темы.

Шел 1766 год, когда пятидесятилетний скульптор выехал в Петербург вместе со своей молоденькой ученицей, восемнадцатилетней Марией Калло. Скульптор вез с собой 25 ящиков багажа. Лишь в одном из них находились его личные вещи, в остальных были упакованы инструменты, чертежи, рисунки, гипсовые формы и книги.

Сначала создавалась так называемая «Малая копия» с ее принципиально важным для Фальконе решением – Петр верхом на вздыбленном коне, остановившийся на краю обрыва и жестом правой руки утверждающий могущество новых идей. Екатерине модель понравилась, и скульптор приступил к работе.

Во дворе мастерской, которая находилась на Малой Морской улице, насыпали огромную гору песка. На этот искусственный холм по деревянному настилу попеременно взлетали лучшие наездники, круто останавливая на вершине горячих коней из дворцовой конюшни – Бриллианта и Капризника. Кони на какое-то мгновение застывали, поднявшись на дыбы, а художник в это время лихорадочно зарисовывал положение ног коня, посадку и поворот головы всадника. Поза, жест, посадка всадника, бешеный аллюр скакуна, даже жилка на его ноге – все это должно быть исполнено с максимальной выразительностью.

Однако бронзовый конь, стоящий на двух ногах, мог получиться опасно неустойчивым. И у скульптора возникла мысль – бросить под копыта змею. Символизируя враждебные России силы, она одновременно служила бы дополнительной опорой.

Русский скульптор Гордеев вылепил змею с таким мастерством, что она органически вошла в общий комплекс монумента. Она кажется совершенно необходимой здесь, хотя вылеплена только для того, чтобы конь опирался на нее хвостом и получил таким образом третью точку опоры.

Полтора года заняла работа над моделью. И наступил день, когда плод неустанного труда, творение, в которое он вложил весь жар своей души, все свое высокое умение, воплотилось в гипсовой модели. В мае 1770 года модель была выставлена для «всенародного зрелища» и вызвала восторженные отзывы всех, кто посетил мастерскую скульптора.

А когда началась отливка, случилась беда: форма дала течь, и хлынувшая из печи раскаленная бронза вызвала пожар. В ужасе бросились из мастерской испуганные люди. Только один не растерялся. Загасив пламя, собрав и влив обратно в форму расплавленный металл, он спас скульптуру, честь и многолетние труды Фальконе. Это был артиллерийский литейщик Хайлов, и, если бы не мужество простого русского рабочего, потомкам вряд ли бы довелось увидеть это гениальное произведение искусства.

Всадник и конь были спасены. Но предстояло еще найти скалу. О дикой скале мечтал скульптор, о цельной глыбе камня, которая сыграла бы роль пьедестала. На нее должен был взбегать конь со всадником. Однако Контора строений И. И. Бецкого, которая должна была помогать Фальконе, порешила, что подобный камень вообще не найти, а посему приказано было «сыскать шесть более или менее крупных камней и из них составить гору».

Наконец нашли мало-мальски подходящие камни и уже начали согласовывать планы доставки, но… Пришла депеша, отменяющая все работы, поскольку сыскана была-таки каменная глыба, о которой мечтал Фальконе! Об этой уникальной находке сообщил С. Г. Вишняков, государственный крестьянин, плотник, добытчик камня и каменотес по профессии.

Камень был действительно великолепный. Скорее даже не камень, а большущий обломок скалы, невесть как попавший в эту топь. Он весь оброс мхом и чуть ли не на пять метров погрузился в землю. Длина его была более тринадцати метров, примерно шесть-семь метров камень имел в ширину и метров восемь в высоту. Неясно было только одно: каким образом доставить в Петербург этот «Гром-камень», как называли его местные жители. В махине было до ста тысяч пудов веса, а путь не ближний – восемь верст по топким болотам отделяли Петербург от деревушки Лахты, близ которой он лежал.

Задача представлялась немыслимо сложной. Даже Фальконе засомневался в возможности перевозки камня. Но в конце концов выход нашелся. Дорогу в 20 метров шириной, через кустарники и болота, проложили прямо к Финскому заливу. Потом приступили к работе каменотесы: они отбили от камня два больших куска с той стороны, которая должна была лечь на платформу. Эту платформу плотники сбили из четырех рядов крестообразно положенных бревен. И платформу, и землю вокруг нее устлали слоем сена и мха, чтобы камень не разбился при опрокидывании.