Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка - Владимир Бушин

А кто, когда назвал этот документ «буржуазной фальшивкой»? Троцкий, говоришь? Вот что он писал 1 сентября 1925 года в журнале «Большевик» № 16 на стр. 68 о книге американского коммуниста М. Истмена «После смерти Ленина»: «В нескольких местах книжки Истмен говорит о том, что ЦК «скрыл» от партии ряд исключительно важных документов, написанных Лениным в последний период его жизни (дело касается писем по национальному вопросу, так называемого «завещания» и пр.); это нельзя назвать иначе, как клеветой на ЦК нашей партии. Из слов Истмена можно сделать тот вывод, будто Владимир Ильич предназначал эти письма, имеющие характер организационных советов, для печати. На самом деле это совершенно неверно. Владимир Ильич со времени своей болезни не раз обращался к руководящим учреждениям партии и ее съезду с предложениями, письмами и пр. Все эти письма и предложения, само собой разумеется, всегда доставлялись по назначению, доводились до сведения делегатов XII и XIII съездов партии и всегда, разумеется, оказывали надлежащее влияние на решения партии, и если не все эти письма напечатаны, то потому, что они не предназначались их автором для печати.

Никакого «завещания» Владимир Ильич не оставлял, и самый характер его отношения к партии, как и характер самой партии исключали возможность такого «завещания». Под видом «завещания» в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается обычно (в искаженном до неузнаваемости виде) одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка. XIII съезд партии внимательнейшим образом отнесся и к этому письму, как ко всем другим, и сделал из него выводы применительно к условиям и обстоятельствам момента. Всякие разговоры о скрытом или нарушенном «завещании» представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии». Вот, Карякин, беги к Троцкому и поспорь с Львом Давидовичем. Да не забудь прихватить с собой Учителя.

А из приведенного текста Троцкого следует, что прежде всего Карякин фантазирует, будто в 20-е годы «завещание» было напечатано на Западе. Оно там лишь упоминалось «в искаженном до неузнаваемости виде». Хотя в ту пору появлялось немало антисоветских фальшивок: в Париже — «Письмо Бухарина», на которое А. Яковлев до сих пор не может налюбоваться и нарадоваться; в Лондоне — «Письмо Зиновьева» и т. п. Кроме того, Карякин врет, будто позже «завещание», правильнее сказать «Письмо к съезду», было объявлено «троцкистской фальшивкой». Дело в том, что в мае 1924 года делегаты XIII съезда партии — а это 1164 человека — были ознакомлены с «Письмом». А в декабре 1927 года XV съезд — 1669 делегатов — принял решение приложить его к стенограмме и еще полностью опубликовать в «Ленинском сборнике». В соответствии с этим «Письмо» было помещено в съездовском «Бюллетене» № 30. В общей сложности на этих съездах было около 3 тысяч делегатов. Они «Письмо» Ленина видели своими глазами, слышали своими ушами или даже имели его текст в «Бюллетене» или в «Ленинском сборнике». Там мог прочитать «Письмо» кто угодно. Как же после этого, Карякин, «Письмо» можно было объявить «троцкистской фальшивкой»? Ну, назови ты нам того идиота, который на это решился.

Из приведенных фактов следует, что Карякин, естественно, морочит людям голову и там, где лепечет о расстреле за хранение «Письма», т. е. «Ленинского сборника» или «Бюллетеня» № 30. Уму непостижимо! Человек с юных лет состоял в партии, работал в важнейших коммунистических изданиях, пользовался одним туалетом с академиками, но ничего не слыхивал обо всей этой истории! И вот теперь ворошит дохлятину 80-летней давности, сто раз опровергнутую, и подает ее как сенсацию. Типичнейшая по осведомленности фигура демократа…

И дальше все такая же историческая дохлятина: «Где была наша всемирно-историческая отзывчивость, когда Сталин с Гитлером делил Польшу?» Но ведь прежде надо бы спросить: «Где была Франция, где была Англия, когда Гитлер кромсал Польшу?» Они же обязаны были в силу государственных договоров немедленно прийти на помощь. Вместо этого отмобилизованные войска восемь с лишним месяцев сидели за линией Мажино и ждали с нетерпением, когда Гитлер двинется на СССР. Очень похоже, что Карякин и не слышал, что агрессию против Польши немцы задумали давно, не знает, что в первый же день войны, 1 сентября 1939 года, президент И. Мосьцицкий бежал из Варшавы, 5 сентября бежало из столицы в Люблин все правительство, а 16 сентября, бросив на произвол судьбы свой народ, оно удрало в Румынию. Что нам оставалось делать? Ждать, когда Гитлер, к радости Карякина, захватит всю Польшу и выйдет на рубеж, с которого начал свое нашествие Наполеон? 17 сентября Красная Армия перешла границу и взяла под защиту от фашистского захвата восточную часть страны, входившую до 1917 года в состав России и населенную белорусами да украинцами, — в этом тогда и проявилась наша всемирно-историческая отзывчивость. Так что успокойтесь, Карякин, не нервничайте, не сучите ножками: тогда был не раздел Польши, а возвращение России тех земель, которые в 1920 году, пользуясь нашей слабостью, поляки урвали у нас, как незадолго до своего краха в 1939 году, приняв участие в разделе Чехословакии, они с разрешения Германии урвали Тишинскую область, за что Черчилль назвал Польшу гиеной.

Но он опять свое: «Где была наша всемирно-историческая отзывчивость, когда Сталин присоединил Прибалтику?» Да ведь это тоже совсем недавняя часть Российской империи, которую захватила бы Германия! Вот ведь какую породу русских людей вывели Солженицын, Горбачев и Ельцин: они были бы довольны, ликовали бы, если и всю Польшу и Прибалтику получили бы немцы, а мы в это время устроили бы читательскую конференцию по сочинению Карякина «Самообман Раскольникова». Вам, сочинитель, хоть кого-то жалко? Или и тут ликуете?.. И все это мы слышим от воспитанников «Проблем социализма» и Солженицына в дни, когда у них на глазах американцы по своей прихоти бомбят далекие от США страны, арестовывают президентов, свергают неугодные им режимы.

Какой еще один замечательный ученик у Солженицына!..

Руководящие и газетные коммунисты очень неравнодушны к Александру Исаевичу. Вспомните… Когда изгнанник пребывал еще в США, тов. Зюганов уверял нас, что он никакой не антисоветчик и не коммунофоб, это, мол, грешок молодости, а теперь он великий патриот, и ничего больше. Есть основание подозревать, что сам лидер коммунистов Солженицына не читал, а уверенность в его патриотизме внушил Геннадию Андреевичу не кто иной, как наш неутомимый Бондаренко: ведь Зюганов был одно время членом редколлегии «Дня», участвовал в его мероприятиях, а Бондаренко порой даже писал за него, насыщая державно-марксистский текст похвалами своим литературным друзьям. Однажды, прочитав такую статью, я сказал Проханову: «Неважно сочинил Бондаренко за Зюганова». Он ответил: «А Зюганову нравится». Еще бы! Его Бондаренко представил таким знатоком современной литературы…

А вспомните, что сделал Солженицын, едва летом 1994 года припожаловав из Америки во Владивосток. Первым делом позвонил коммунистке Светлане Горячевой и пригласил ее в гостиницу побеседовать. Та бросила все свои прокурорские, все домашние дела и сломя голову помчалась. Потом напечатала об этой незабываемой встрече умильную статейку. Вот когда Президиум ЦК или кто-то из его секретарей должен бы взыскательно побеседовать с партдамой: с какой, дескать, стати ты полетела, как на помеле, по первому звонку этой вражины да еще потом в газете слюни пускала? Но никто не побеседовал. Как можно, если сам тов. Зюганов видит во вражине большого патриота и ничего больше!.. За Горячеву взялись лишь после того, как она отказалась выполнить несуразное решение ЦК, требовавшее от нее и от других коммунистов покинуть пост главы думского комитета. Еще Суворов говаривал: «Каждый солдат должен понимать свой маневр». А этот «маневр» понять было невозможно: зачем, ради чего добровольно оставлять с таким трудом завоеванные высоты, дающие повышенные возможности влияния, связи, транспорта и т. д.? Члены ЦК убежденно отвечали: «Во имя Устава! Он один для всех!» Они так и не поняли до сих пор, что есть вещи поважнее любых уставов — живая жизнь, реальная ситуация, конкретная обстановка. Даже в армии, даже в боевой обстановке разрешается не выполнять преступные приказы. Это решение ЦК наносило прямой ущерб партии. Как же его назвать? Только капитулянтским или отзовистским тут ограничиться нельзя.