Ритуал тьмы - Кристоф Хардебуш

Вошли двое солдат. Один держал факел, другой нес две небольшие корзинки с едой и канат. Они прошагали мимо пленника, не заметив его. Никколо взмолился Богу, чтобы они сперва направились к яме Гристо — порядок выдачи еды не был установлен, и тут все зависело только от настроения надсмотрщиков. Словно подслушав его мысли, солдаты пошли к яме друга по несчастью.

Никколо бросился вперед. Ему казалось, будто его босые ноги громко шлепают по камням, но солдаты как раз прикрепляли корзинку к канату и не заметили его.

Закричав, Никколо ударил первого солдата плечом в спину. Споткнувшись, тот выронил факел и упал в яму Гристо. Другой надсмотрщик, склонившийся над корзинкой, дернулся и схватился за саблю, но Никколо пнул его в лицо, не оставляя времени обнажить оружие. Они повалились на пол. В горле у солдата клокотало, из сломанного носа текла кровь, но Никколо, не останавливаясь, все бил и бил его по лицу, выпуская весь скопившийся гнев и страх прошлых месяцев. И только когда надсмотрщик уже не шевелился, итальянец поднялся.

— Никколо! — шепотом позвал Гристо.

Осторожно перегнувшись через край ямы, юноша заглянул вниз. Гристо сидел на спине упавшего солдата, сжимая в руке окровавленный камень.

Торопясь, насколько можно, Никколо спустил в яму канат и уперся ногой в выступ, удерживая один его конец, пока Гристо поднимался.

Впервые они оказались лицом к лицу. Гристо был высоким, намного выше Никколо. Длинные волосы спутались. На пленнике была лишь набедренная повязка. Возраст определить было сложно, но Никколо предположил, что болгарин лишь на пару лет его старше.

Гристо широко улыбнулся, и на его грязном лице блеснули неожиданно белые зубы. Глаза светились задором. Подскочив к Никколо, он крепко обнял юношу. От болгарина исходил резкий запах, но Никколо осознавал, что и от него пахнет не лучше, поэтому не обратил внимания. Раньше Гристо был для него лишь голосом, теперь же можно было ощутить его прикосновение.

— Нужно спешить, — Гристо отступил на шаг. — Скоро они заметят наше отсутствие. Нужно выбираться из шахты.

— Я должен найти Людовико, — возразил Никколо.

— Что, этого кровопийцу? Но зачем?

— Я… обещал ему. Он попал сюда из-за меня. Я должен это сделать.

Гристо разрывался между пониманием действий Никколо и тревогой, но в конце концов принял решение.

— Хорошо. Пойдем, поищем твоего странного друга.

Наклонившись, болгарин обыскал солдата, по-прежнему лежавшего без сознания, и столкнул его в яму. Затем он вытащил из корзины с едой кусок хлеба и разломил его пополам.

— Что еде зря пропадать, верно?

Кроме того, Гристо протянул юноше саблю и кинжал.

— Умеешь с этим обращаться?

Никколо неуверенно взял в руки кинжал.

Жуя сухой хлеб, они вышли в коридор.

Чудовищный голод сводил Людовико с ума. Вампир беспомощно обвис на путах, и ему казалось, что он слышит какой-то шум, крики, даже выстрелы. Будто он очутился в прошлом, как тогда, у Бикокка[63], и грохочут испанские аркебузы…

Но тут дверь распахнулась, и видения прошлого померкли. К нему подбежал Никколо Вивиани. Юноша что-то крикнул, повернулся и втащил в комнату еще какого-то мужчину, сражавшегося с солдатом. Вивиани вместе с незнакомцем набросились на надсмотрщика, повалив его на землю. Блеснул кинжал, из-под вспоротой формы ударил фонтан крови. Запах бил Людовико в нос, заглушая все остальное. Теперь голод стал еще сильнее.

— Крови… — прохрипел он, не сводя глаз с раны, изливавшей драгоценные жизненные соки.

Никколо ужаснулся, а незнакомец, чье тело покрывал странный узор шрамов, мрачно отвернулся и подошел к двери, но вампиру сейчас не было дела до их реакции на его слова.

— Он и так уже почти умер, — заметил Гристо.

По-прежнему колеблясь, Никколо приподнял умирающего солдата и, взглянув на Людовико, поднес шею раненого к его губам. Жадно прижавшись к ране на горле, вампир начал пить.

С каждым глотком его силы восстанавливались, Тьма внутри становилась сильнее, требовала большего. Людовико пил кровь умирающего до тех пор, пока не иссушил его. Он измазал кровью подбородок и губы и сейчас хотя бы мог стоять на ногах.

— Испугался? — усмехнулся вампир, глядя на Никколо.

Юноша, проведя ладонью по рту, упрямо покачал головой:

— Нет.

— Зря. Я же говорил тебе, кто я. Думаешь, это шутки? Думаешь, я мрачный герой в стиле твоего дружка лорда Байрона? Мучимый сомнениями, неспособный жить в этом мире? Нет, меня терзает лишь жажда крови.

— Сейчас они позовут подкрепление, — вмешался незнакомец. Он говорил по-гречески. — Может быть, перестанете трепаться?

— Освободите меня от пут.

Никколо дернул за цепи, но они не поддавались. Затем он попытался выдернуть железные штыри из кандалов, но и они не шевелились.

— Свет. Нам нужен свет, — объяснил Людовико. — Кандалы пропитаны Тьмой. Их нельзя снять или разорвать цепи. Даже я на это не способен.

Незнакомец протянул Никколо факел, и юноша осторожно поднес огонь к рукам вампира.

— Погрузи металл в огонь, ну же!

— Но твоя рука! — возразил Никколо. — Ты же сгоришь!

— Рука заживет, но только если мы выберемся отсюда. Давай же!

Когда пламя заплясало на его запястьях, Людовико завопил от боли. Кожа затрещала, в воздухе запахло горелой плотью — огонь жег волоски, кожу, мышцы. Вампир пытался замолчать, но боль была слишком сильна. Он изо всех сил дернул рукой — и металл сломался. Там, где пламя касалось кандалов, Тьма отступала, и в боли Людовико нашел утраченную прежде силу.

Посмотрев на обуглившуюся руку, на черную, потрескавшуюся кожу запястий, вампир застонал.

— Дальше, — сжав зубы, приказал он.

Никколо медлил, и Людовико, выхватив у него факел, поднес огонь к кандалам на второй руке. На этот раз он ожидал боли, но от этого она не становилась меньше.

Чувствуя, что больше не выдержит, вампир дернул рукой. Кандалы распались, но боль в запястье была невыносима.

Закрыв глаза, Людовико попытался подавить боль, пока она не завладела всем его естеством. Постепенно от нее осталась лишь слабая пульсация, и вампир открыл глаза. Никколо отступил на шаг, его глаза расширились от ужаса, незнакомец же наблюдал за происходящим с любопытством.

— Ты бы лучше подносил пламя к цепи, а не к самим кандалам, раз уж ты так легко рвешь металл, — мужчина злорадно ухмыльнулся.

— Неплохая мысль, — хмыкнул Людовико. — Жаль, что она пришла тебе в голову так поздно. Но ты прав.