Рожденный в сражениях... - Сергей Хорев

— Теперь уже нет. После вакханалии Веймарской демократии, когда в стране пировали слетевшиеся как вороны ростовщики, твердая политика новой власти вызывает понимание немецкого народа. Кстати замечу, что новые силы пришли к власти вполне демократическим путём. Не без помощи Советского Союза, но тем не менее. Что возразите, молодой человек?

— Ровным счетом ничего, профессор. В жизни случается всякое, это Вы лучше меня знаете. Уверен только в одном, что германскому народу будет очень нехорошо, если на следующих выборах к власти придут те, кому очень дорога дружба английских ростовщиков. Ведь Вы прекрасно понимаете, что выборы штука непредсказуемая. Вам известен способ избежать этого?

— Только один, молодой человек, только один. Если у германского народа появится фюрер. Вождь нации из числа новой власти, которую сегодня принимает большинство немцев. И который не позволит растерять единство и сплочение народа. Который вместе со своими товарищами по борьбе не позволит английской плутократии использовать германскую нацию в интересах мировых денежных мешков. Точно так же, как это не позволил сделать вождь русского народа Сталин. И этим мы очень близки, немцы и русские. Нас всегда пытаются использовать в чуждых нам интересах. А когда мы говорим «Нет» и начинаем заниматься собственными проблемами, сразу обвиняют во всех смертных грехах. Не согласны?

— Отчего же, профессор? У нас в стране многие знают Ваши слова: «Евразию невозможно задушить, пока два самых крупных её народа — немцы и русские — всячески стремятся избежать междоусобного конфликта…: это аксиома европейской политики». А если в орбиту нашей дружбы войдет Япония, случится самый страшный кошмар англо-саксонского мира. Мира ростовщиков и продажных политиков. Мира без чести, совести, долга и морали. Мира, где правит только прибыль. И мне страшно представить, профессор, если этот мир победит. Я не смог бы жить в таком мире и я не хочу, чтобы возникла сама возможность такого развития событий. И разве западные демократии именно к этому не стремятся? Пытаясь стравить два народа, которым, вообще говоря, нечего делить. Я видел Ваши карты, профессор. Карты жизненных пространств. Они не вызывают у меня никакого протеста. И если издаваемый Вами журнал свободно доступен в наших библиотеках, значит они не вызывают возражений и у наших властей. И я уверен, что вожди русского и немецкого народов смогут договориться к пользе и благу наших народов. И вопреки желающим нас поссорить «великим европейским державам».

Через час после состоявшегося разговора, оставив Ольгу, настоявшую на встрече с профессором, заниматься своими служебными обязанностями, Слащев в компании Риттера, присутствовавшего при состоявшейся беседе, расположился за столиком открытого кафе. Вдыхая терпкий запах бразильского кофе вперемешку со сладковатым запахом липового цвета, «липовая улица» как-никак, он прокручивал в голове состоявшийся разговор. Вопросов было больше чем ответов, но общий тон и направленность разговора ему нравились. Да и задумчиво — отстраненная физиономия Отто говорила о многом.

Слащев помнил из «прошлой» жизни, что именно Хаусхофер был одним из тех, кто формировал мировоззрение Адольфа Алоизовича. Как в политике, так и в, скажем так, обычной жизни. Ему был обязан Гитлер поиском жизненного пространства на Востоке, в России. Видимо, «орды азиатских большевиков» представлялись профессору большей опасностью, чем английские плутократы. А получив жизненное пространство, можно было уже думать и об «окончательном решении еврейского вопроса».

Ошибся профессор, не сумел понять всю опасность и подлость «просвещенного» Запада, сумевшего в очередной раз заработать на крови и муках двух народов.

И вот сегодня Слащев понял, насколько сильно изменилась политика. Новой России нет дела до мировой революции и «пролетариев всех стран». Её интересует только собственный народ и его друзья. Изменилось само понятие «жизненное пространство на Востоке», это уже не территория, которую надо оккупировать и присоединить к Германии. Теперь это страна, которая является «естественным историческим союзником и надеждой Германии». Страна, основу которой составляет братский по духу и крови народ. Профессор прекрасно понимает, что главный враг Германии не на Востоке, а на Западе. За Проливом, на островах. И дальше, за океаном. Пришло понимание того, что России надоело поганое европейское болото. И постоянная угроза её существованию со стороны этого болта. Но, в Европе есть Германия, и советская Россия нисколько не будет возражать и даже готова помочь, если Германия установит там свой разумный немецкий порядок. И будет только справедливо, если европейский обыватель растрясет свой жирок на благо немецкого народа. Главное, чтобы извечный враг России и Германии — Британская империя, и на этот раз не ушла от ответа за свои преступления. И если профессор сумеет донести подобные взгляды до нового руководства Германии, есть основания считать, что второй мировой не будет. Хотя нет, будет. Обязательно будет. Не смирятся ростовщики с потерей такого гешефта, не простят, не сумеют простить потерю прибыли, поскольку это не в их природе. Но это будет совсем другая война, и победитель в ней будет совсем другой. Точнее, проигравший, и Слащев совершенно точно знал, кто именно. Осиновый кол ему в гроб!

— И как тебе профессор, Александр? — спросил очнувшийся от раздумий Риттер.

— Чрезвычайно рассудительный и умный человек. Одно слово — профессор. После беседы с таким человеком понимаешь, как мало ты еще знаешь и как много тебе еще нужно узнать. Узнать и понять, чтобы не наделать ошибок. Особенно непоправимых, а в большой политике все ошибки непоправимы. Ошибки, особенно обидные, когда после первых и очевидных успехов ты получаешь чужой флаг над своей столицей. Значит это только одно — ты плохо выучил свой урок, или слушал не тех учителей. Тебе какой вариант больше нравится?

— Никакой, если я увижу над Берлином чужой флаг. Мне больше нравится правильный учитель и выученный урок. Тогда я увижу немецкий флаг над Лондоном. Должен тебе сказать, Александр, что на профессора ты произвел впечатление. Наша служба давно с ним работает в контакте, поэтому я хорошо его изучил. Знаешь, наша первая с ним беседа продолжалась ровно двадцать минут. После чего профессор заявил, что не смеет меня задерживать, у него много работы. И только через год я удостоился обстоятельного разговора. А на тебя он потратил почти два часа и еще просил заходить.

— И какой вывод из этого следует? Поясни, если не сложно. Я плохо разбираюсь в Ваших внутренних делах.

— Видишь ли, Алекс. Мы посчитали необходимым представить тебя профессору как обычного пехотного офицера. Не за чем гражданскому человеку знать все наши тонкости, верно? И вдруг выясняется, что этот обычный пехотный офицер имеет очень серьезные представления о такой материи, как геополитика. Есть от чего прийти в недоумение. Меня ты, кстати, тоже удивил, не ожидал. И если такое представление о сложнейших вещах имеет обычный человек, значит намерения властей, которым он служит, серьезны и честны. А это очень много значит, согласись.

— Даже и буду спорить, Отто. Благодарю за разъяснение. Всё верно. По тому, что представляет из себя обычный служащий, не важно — гражданский или военный, можно очень точно понять, что представляет из себя власть, которой они служат. Если чиновник — вор и взяточник, а вместо тюрьмы получает повышение по службе, значит и власть состоит из таких же воров. И стоит крепко задуматься, а стоит ли с такой властью иметь дело. Верно? И как, прошел я проверку на соответствие?