Черная месса - Франц Верфель

1913

Вечером того дня, о котором говорится, что это был седьмой день мира и первый день отдыха, собрал Господь Саваоф вокруг себя ангелов и духов своих владений, собираясь поставить князей над Творением.

Так и произошло.

Он назначил ангела вод и ангела гор, ангела деревьев, ангела голосов зверей и речи людской, ангела правды и ангела лжи.

Один за другим выступал выкликаемый из толпы вечных духов и тотчас стремительно отправлялся вниз со своим поручением.

Поэтому, когда полночь наступила под созвездиями, оказался Господь лицом к лицу с последним и единственным из духов, который не получил еще должности.

А был это Самиэль, падший ангел, ожидавший, сложив крылья, что ему тоже будет назначено владение.

Господь же возвысил голос Свой и сказал:

— Ты ли тот павший, сын мой?

— Это я, отец.

— Увы, увы! Ты внес двойственность в гармонию. Ты стал отцом числа «два». Единство не нуждалось в Творении.

Когда же ты разрушил гармонию, ты создал Мою ущербность. А так как возникла во Мне ущербность, Я вынужден был говорить. Когда же Я заговорил, был сотворен мир.

Однако он — крик тоски моей ущербности.

Увы, увы! Вечно будут обвинять Меня мои создания, поскольку не смог Я сотворить Свое совершенство, а сотворил Свою ущербность, от которой они будут смертельно мучиться. Ты — виной тому.

Так ли это?

— Это так, отец мой.

— Поскольку же ты не перенес счастливого единства и стал Моим противоречием, поскольку ты, раздвоив Меня, придал моему совершенству ущербность, из коей Я сотворил вселенную, то вручаю Я тебе государство, которое тебе соответствует.

Если Я создал Все — пусть вместе с ним возникнет Ничто; если правит теперь полнота — пусть правит и пустота. Десять тысяч сынов Своих сделал Я князьями изобилия; тебя одного ставлю Я царем Ничто, властителем пустоты.

Все духи будут сеять и пожинать. Плодоносными для них будут их царства. Только твое будет для тебя бесплодно.

Тут медленно поднял ангел отрицания опущенный долу взгляд к лицу Господа и сказал:

— Нет! Это царство и для меня плодоносным будет, отец мой!

Настал день, когда духи снова собрались вокруг высокого ковчега, на котором Господь восседает во время похода.

Они же выступали перед Вечным, отчитываясь о своих владениях и о том месте в их сфере вещей, которое выбрали они своей резиденцией.

Так ангелы вещей докладывали о своем правлении.

Господь выслушивал каждого, давал каждому «добро» и отпускал.

И снова, когда наступила под созвездиями ночь, Господь остался лицом к лицу с тем ангелом, чье имя было Самиэль, которому поручено было Ничто.

Возвысил Вечный голос Свой и спросил:

— Ты ли это, сын, которого Я сделал царем Ничто?

— Это я, отец мой!

— Так скажи, сын, где в твоей сфере вещей устроил ты резиденцию?

Упрямый сын Божий сказал, однако, так:

— Замерзая, отец, спешил я по курящейся па́ром степи своего государства. Ничего не находил я живого, ни даже безжизненного, и не было места построить себе город.

Однако пока блуждал я по степям своим, встретились мне два бессмертных брата и приветствовали меня. То были ангел лености и ангел сонливости. Их страны соседствуют с моим государством, которое сыны неба называют Ничто. И вот, так сказали мне оба брата:

— Глупец ты, владеющий Ничто и желающий построить себе дом в степи, по ту сторону дыхания жизни. Разве не простирается твое государство жирными, как сгустившееся масло, языками в мир дыхания?

Туда доходят твои владения!

Множеством судоходных потоков катится Ничто по груди Вселенной.

Там, в сердце Вселенной, и властвуй, господин!

Так говорили ангелы сонливости и лености. Я последовал их совету и искал мою область, лежащую в стране дыхания жизни, чтобы найти в ней свое жилище и властвовать над нею.

Увидел же я, что дышащие создания горько страдают в зонах моего государства, что проникает им в души и не знает ни холода, ни тепла, ни цветов, ни плодов, и ночами глаза живущих наполняет глумливая ухмылка страха, а уши их — кошмарный шум скрытых водопадов, над которыми я — господин.

Однако я поклялся, когда все плодотворное было в груди живущих, что и мое государство станет плодотворным, для чего освобожу от немоты всех, в ком вечно ухмыляющейся пустотой растут мои владения.

Когда я в раздумье обводил взглядом горизонт огромного, населенного людьми города, крыла моего коснулся ангел, властвующий над принятием решений, выслушал мою речь и сказал:

— Спеши, брат, к пучкам того растения, что называется Ночные Тени.

Там ты найдешь таящуюся в желтоватых бутонах пыльцу семени, которое на языке Зрящего В Цветах называется «Знание обо всем». Набери этого семени, носи с собой и засевай пашни своей страны, куда бы ни распространилась она по миру живого дыхания. Щекотать и зудеть будет пустыня, и даст побеги пустота.

Я сделал так, как посоветовал мне брат, и засеял борозды пустоты семенем, что называют тут «Знание обо всем».

Смотри же, отец: едва я бросил семена в почву владений моих, не знавшую ни жизни, ни смерти, как рыхлая свежевспаханная земля начала бродить, сжиматься, и повсюду страна моя в груди дышащих людей стала чихать. Я же ликовал и восклицал: «Бесплодное для меня плодотворно! Ничто чихает по воле моей! Теперь я знаю наконец мое место, теперь я построю свой дом на чихании Ничто. А ничтожных освобожу от их страданий».

Посмотри сам на мою работу, отец!

Так сказал Самиэль, падший ангел, и разрубил мечом занавес, отделявший храмовое пространство божественного ковчега от менее значительных таинств.

Глазам отца и глазам ангела предстал зал с колоннами, окруженный со всех сторон слепыми зеркалами. За маленькими столиками сидели очень толстые и очень тощие мужчины, покрытые смертельной бледностью. Время от времени кто-нибудь задерживал дыхание и говорил что-то, после чего разражался блеющим смехом прямо в ухо слушающего.

Господь же сказал, услышав этот хохот: «Да, он существует. Но я его не создавал. С этим смехом царство, которое я дал тебе, станет могущественнее».

Тут ангел отрицания Самиэль тоже засмеялся и сказал:

— Ничто чихает в них, отец, — ведь я вспахал его в больном духе ничтожеств и обильно набросал туда семя, называемое «Знание обо всем».

И каждый раз, когда в большом зеркально-колонном зале произносилось слово и раздавался смех, повисала новая капелька гноя на мчащемся вдаль шаре Творения, который вскоре стал походить на запотевший бокал.