На тайной службе у Москвы. Как я переиграл ЦРУ - Хайнц Фельфе

В одиночном заключении у меня было достаточно времени, чтобы подумать о д-ре Байере. Ясно, что его визит разрешен федеральной прокуратурой, в ведении которой я находился. От нее же исходило согласие на разговор с глазу на глаз и на полную изоляцию после него. Ясно было также, что здесь не обошлось без участия БНД. Но кто же стоял за д-ром Байером?

Еще в декабре 1968 года я понял из намеков моего адвоката, что в феврале 1969 года мог рассчитывать на помилование и освобождение из тюрьмы. Очевидно, было решено до этого предпринять еще одну попытку добиться от меня разрыва с Советским Союзом, чтобы потом использовать это на всю катушку в пропагандистском плане.

Итак, д-р Байер получил доступ ко мне через БНД. Но я не мог себе представить, чтобы эта служба выложила полмиллиона за несколько броских заголовков в газетах и даже за мой обет молчания, так как, без всяких сомнений, предложенным мне путем мои мемуары никогда не увидели бы свет. Взвесив все, я пришел к выводу, что за д-ром Байером стояли мои бывшие коллеги из ЦРУ. Очевидно, они хотели продолжить разговор, состоявшийся после допросов во время следствия. Этот вывод подтвердили попытки американцев получить информацию обо мне и установить со мной контакт после моего освобождения.

Только в четверг, 13 февраля, я снова увидел Штэрка, когда он зашел в переплетную мастерскую. Он спросил меня, как я себя чувствую. На мой вопрос, что слышно о д-ре Байере, ответил, слегка улыбаясь: «Я отказываюсь от показаний по этому вопросу» — и ушел.

Вечером в тот же день, сразу после окончания работы, меня отвели к Штэрку. Все это было настолько необычным, что у меня возникла уверенность в предстоящих решающих событиях. Когда я вошел в его кабинет, он приветствовал меня, протянув руку, и сказал: «Сердечно поздравляю вас, и, пожалуйста, садитесь». Он сообщил, что мне нужно немедленно переодеться для отъезда. На следующее утро меня доставят к границе. По поручению ответственного сотрудника федерального министерства юстиции он должен передать мне, что вечером следующего дня я буду свободен, если, добавил он, «ваши друзья сдержат свое слово». Впрочем, он еще утром, когда я с ним разговаривал, знал о моем предстоящем освобождении. О д-ре Байере мы во время нашего разговора больше не вспоминали. Штэрк, несомненно, не знал о нем ничего существенного.

В пятницу, 14 февраля 1969 года, два чиновника охранной группы федерального уголовного ведомства вывезли меня из тюрьмы и доставили к границе. Оба чиновника были мне незнакомы и не называли своих имен. Держались они очень вежливо. Мне передали привет и наилучшие пожелания от сотрудника ведомства Вебера, который допрашивал меня. Ровно в 18 часов 50 минут мы прибыли на пограничный контрольный пункт Херлесхаузен. После некоторого ожидания в соседнем помещении появился господин, который объявил мне решение о помиловании: «В соответствии с решением федерального президента о помиловании вы с настоящего момента освобождаетесь из заключения с условным сроком пять лет. Вы знаете, что в течение этого срока вы не должны совершать уголовно наказуемых преступлений, так как в противном случае вам придется отбывать остаток срока, на который вы были осуждены. Вам, как гражданину ФРГ, предоставляется право свободно выбирать место своего пребывания и место жительства. В случае вашего выезда за границу ничто не мешает вам опять приехать в ФРГ или поселиться здесь. До свидания».

После краткого приветствия со стороны моего адвоката Фогеля и адвоката Штанге, представлявшего федеральное правительство, я, уже свободным, пересек государственную границу.

Незадолго до этого границу в обратном направлении пересек автобус, в котором находилось 21 человек, все агенты западных секретных служб. 18 из них были арестованы и осуждены в ГДР. Трое студентов из ФРГ были накануне доставлены специальным самолетом из Москвы, где они были осуждены за шпионаж в пользу американской разведки. Мои друзья сдержали свое слово, что они меня никогда не оставят в беде.

Я был удивлен тем, что о факте моего помилования так быстро официально уведомили прессу. Вероятно, сочли, что такого рода действия невозможно сохранить в тайне или это можно делать только в течение короткого периода времени, в связи с чем соответствующие попытки не имеют никакого смысла. Очевидно, в Бонне были заранее подготовлены тексты заявления для прессы, которые и передали ей после поступления телефонного извещения о том, что все прошло гладко.

Привлечение прессы к этому делу было спланировано заранее. Это явствует из того факта, что снимки моего перехода границы, сделанные вечером 14 февраля, журнал «Шпигель» поместил в № 9 за 24 февраля, а «Штерн» — в № 9 за 25 февраля 1969 года. На основании этого можно сделать вывод, что фоторепортеров официальная инстанция заранее уведомила о моем переходе границы в Херлесхаузене. Фотографии других агентов — участников обмена в прессе не появились, то есть была заинтересованность только в публикации моих фотографий.

Два различных снимка были сделаны с двух достаточно удаленных друг от друга пунктов. Значит, присутствовали по меньшей мере два фоторепортера, поскольку мое пребывание на открытом пространстве длилось, самое большее, 20–30 секунд (одному фотографу было бы просто невозможно так быстро сменить свое местонахождение).

Я предполагаю, что с помощью такой предусмотрительности официальные инстанции хотели заручиться поддержкой прессы, чтобы использовать в пропагандистских целях информацию, которая также была передана прессе этими же инстанциями.

Когда я сейчас, спустя много лет, анализирую публиковавшиеся в прессе ФРГ статьи о моем обмене и обо мне самом, я не могу не согласиться (впрочем, так же, как и тогда) с Бисмарком, который говорил, что если наши враги льют на нас грязь, то это означает, что мы действовали правильно.

Мне могут возразить: это, мол, было тогда, в ФРГ сейчас существует другой политический климат. Нет ничего более ошибочного. И сейчас извлекается из архивов и используется по мере надобности выдуманная тогда редакциями ложь. И не следует упускать из виду, что, как и в других областях, в данном случае также присутствует антикоммунистическая, особенно антисоветская, направленность. Писаки при этом даже не стараются вбить клин между мной и моими советскими партнерами. Они не настолько глупы. Их задача в том, чтобы снова и снова вколачивать в сознание граждан ФРГ ложь о «советской угрозе». Для этой цели им и сейчас очень кстати «опасный советский шпион» Фельфе.

Сразу же после моего освобождения из западногерманской тюрьмы в 1969 году в Центре БНД сфабриковали «изложение» моей деятельности в пользу советской разведки. Книга получила название «Москва вызывает Хайнца Фельфе» и была опубликована издательством Хазе и Келера в Майнце. Ее заблаговременно разослали заинтересованным и услужливым журналистам, но в книжную торговлю она так и не попала. Цель этой махинации заключалась в том, чтобы сохранить и укрепить стереотип антикоммунизма, присущий службе Гелена.

Насколько велика была заинтересованность руководства БНД представить при этом советского разведчика отмежевавшимся от своих «хозяев», показали также «соблазнительные» крупные денежные суммы, которые мне предлагали во время пребывания в заключении с 1961-го по 1969 год в качестве цены за отречение от мотивов моей работы в пользу Советского Союза. Поскольку эти предложения были отвергнуты, шпионский клан Гелена — Весселя пригрозил мне опубликованием «контрмемуаров», если я позволю себе после освобождения написать правду. В западногерманском журнале «Шпигель» и других журналах ФРГ уже в течение многих лет манипулируют частями этой составленной в Пуллахе бумажки, чтобы распространять легенду о Фельфе по рецепту Гелена. Однако должен сказать, что не в моих привычках склоняться перед угрозами, хотя я в течение ряда лет вел себя сдержанно.