Ричард Длинные Руки - фюрст - Гай Юлий Орловский

— И еще, — добавил я, — вилка с прямыми зубцами не только символизирует рога дьявола, но и его гордыню! Потому вилки надлежит изготовлять слегка изогнутыми, напоминая, что не только люди, но и вещи должны склониться перед Господом Нашим!

Отец Дитрих смотрел на меня пристально, явно колеблется, затем медленно кивнул, сел за стол, ему тут же подвинули блюдо с уже порезанным гусем, и великий инквизитор начал брать мясо руками, раз уж трезубые вилки еще не изготовлены.

Леди Глория уже исчезла, а барон приблизился ко мне сзади и пробормотал:

— Три зубца вместо двух, гм, понимаю, это просто гениальный ход, чтобы легализовать…

Я возразил:

— Просто удобнее, увидишь.

— …но зачем эта изогнутость?

— Ах, барон, — ответил я рассеянно, уже снова думая о флоте и его проблемах, — прямой вилкой можно только накалывать, а изогнутой — еще и зачерпывать. Только изогнутость позволит вилке сталь королевой кухонной утвари.

Он недоверчиво заулыбался.

— Ну да, прямо королевой…

— А что? И этих вилок будет множество. Для мяса, для рыбы, для десерта…

Он замахал руками, прерывая меня на полуслове:

— Сэр Ричард, я лопну от смеха! Вилки, да еще разные? Одни для мяса, а для фруктов совсем другие? Га-га-га, это же надо!.. Га-га-га!..

В зал вошел и остановился, оглядывая танцующих, высокий поджарый рыцарь в кирасе поверх бархатного кафтана. Лицо жестокое, хмурое, нос перебит, шрам на левой брови, штаны из толстой кожи с мелкими вставками из блестящей стали, а сапоги высокие, укрепленные металлическими полосками…

Я вскочил обрадованно, обогнул стол и быстро пошел навстречу. За столом все поднялись и с притворной радостью смотрели на незнакомого большинству из них рыцаря.

— Дорогой сэр Генрих, — сказал я и раскинул руки.

— Мой лорд, — произнес он с улыбкой.

Мы обнялись, я через его плечо видел, как в спину графа Гатера поглядывают с завистью, сегодня же начнут набиваться в друзья, и, отстранив чуть, сказал искренне:

— Дорогие друзья, рад представить вам своего друга графа Генриха Гатера фон Мерзенгарда! Он первым… или в числе первых принес мне присягу в Вестготии, так что прошу любить и жаловать!.. А вас, дорогой сэр Генрих, прошу остаться при моем дворе! Мне так недостает вашего светлого ума и практичного взгляда на вещи!

— Ваша светлость…

— Не возражайте, — прервал я на полуслове. — Покои вам отведут одни из лучших! Даже лучше, чем у меня, клянусь.

Он покачал головой.

— Ваше вели… ваша светлость, вы же знаете, я человек весьма даже семейный…

— Правда? — изумился я. — Так тащите сюда и семью! Места хватит.

Он вздохнул.

— Ваша светлость, вы не поверите, но я воспитываю детей в строгости и чистоте.

— Намекаете, что у нас тут вертеп?

Он прямо взглянул мне в глаза:

— Намекаю?

Я с усилием улыбнулся:

— Ну… если с самых высоких позиций… а вы живете в их мире, да, вы правы. Но я — правитель, я не могу быть слишком выше своего народа, иначе перестану его понимать. Я должен быть среди этого вертепа и стараться тихонько тащить его на чистую вершину ближе к Господу Богу.

Он опустил взгляд.

— Простите, ваша светлость, но вы — подвижник. Вы можете находиться среди них и… не пачкаться. А я не смогу. Низменные желания во мне слишком сильны, мне нужно держаться от соблазнов подальше. И семью держать… Но сам я счастлив выпить с вами!

Я крикнул:

— Освободить место моему другу!.. Граф, рассказывайте, что случилось, как вы оказались здесь?

Он опустился в кресло, довольная улыбка стала шире на его жестоком лице.

— Мы прижали остатки варваров к морю, ваша светлость! Всей армии там уже делать нечего, и граф Ришар велел отправлять нас обратно небольшими группами. После окончания войны останутся лишь гарнизоны, это для удержания Гандерсгейма в узде вполне…

Ел он, понукаемый мною, быстро и не делая лишних движений, так насыщаются на коротких привалах, когда нужно и самому успеть поесть, и коня накормить, и сбрую проверить.

Я выждал, когда он осушит третий кубок вина, поднялся и сразу же сказал начавшим подниматься с мест:

— Сидите, сидите! Я только провожу моего дорогого друга в его покои, тут же вернусь. Не успеете и на столах поплясать в непотребно веселом виде…

Кто-то хихикнул, а граф Готар поднялся гордый и надменный, разве кого-то еще сам сюзерен провожает до его покоев, бундючно оглядел пирующих и красиво пошел между столами к выходу, высокомерно глядя поверх голов.

В следующем зале уже не так чинно, как вчера: морды веселые, разговаривают громче, винные пары стелются ощутимым слоем над полом и поднимаются все выше, нас с Готаром замечают лишь тогда, когда мы упираемся в них, да и тогда не сразу догадываются дать дорогу.

В дальних дверях показался барон Альбрехт, увидел, что нам с графом Готаром приходится почти что проталкиваться через толпу веселящихся, кивком отправил двух малоприметных дворян в нашу сторону.

Я чувствовал нарастающий холод, насторожился, но вокруг лишь глупо-веселые морды, многие видятся друг с другом только вот на таких праздниках. Готар попер вперед энергичнее, отталкивая зазевавшихся или не успевших отступить.

Впереди группа молодых дворян, что совсем недавно вышли в свет, я узнал барона Френка Ховарда, юного отпрыска знатного рода Холбергов, с ним пара его друзей, юношей с горящими глазами, холод пробежал по моему телу отчетливее, я остановился, чувствуя опасность…

…сбоку что-то мелькнуло, я услышал предостерегающий вскрик, тут же бок резко и сильно пронзило острой болью. Ощетинившись, я развернулся и ударил, не глядя, кто-то упал, одновременно барон Ховард хищно оскалил зубы, его рука метнулась вперед, я вскрикнул, ощутив, как острие кинжала вонзается в живот.

Он прохрипел люто:

— Умри, тиран!

Стражи, расталкивая придворных, ринулись в нашу сторону. Я ударил Френка в лицо, он отлетел на несколько шагов и обрушился на непонимающих дворян, что смотрели на меня выпученными глазами. Граф Готар ринулся на них с диким ревом и смял, как разъяренный бык телят.

В животе неистовая резь, я едва не терял сознание, ухватился за рукоять и с силой выдернул клинок с узким трехгранным лезвием, раны от которого заживают особенно плохо.

С лезвия закапала густая темная кровь, уж не знаю, хорошо это или плохо, но от боли меня согнуло. Как из-под земли появился сэр Жерар и подхватил под руку, трубным голосом требовал срочно доктора или хотя бы врача. Совсем рядом барон Альбрехт кричал, чтобы напавших на лорда берегли, как зеницу ока, и если умрут, то казнят в пыточной и того, по чьей вине…