Тот самый сантехник 3 - Степан Александрович Мазур

ждать только», – предостерёг внутренний голос: «Мало ли, вдруг в будке на выезде евро не принимают. Всё-таки далека до нас ещё цивилизация, Борь. А логика ещё дальше».

Кивнув, Боря снова вздохнул, взял зарядку и захрустел снегом в направлении входа в терминал межгородского сообщения. Рейс из Москвы всё-таки, а не из Берлина напрямую.

«И почему у нас в школе немецкий не преподавали?» – на ходу прикинул Боря, предположив сходу как было бы прекрасно просто подойти к женщине из другой стороны и поздороваться.

Всё-таки гостья в его стране, а он даже цветов не взял. А дома вообще сообщник в халате пирожки жарит или достаёт соседей, ломиком лёд на балконе обдалбливая.

Решив, что падать дальше всё равно некуда, Боря решительно вошёл в терминал. И сразу улыбнулся. Где-то рядом на всех повышенных уже звучала бодрая немецкая речь. Как будто рядом ругались люди из старой порнухи.

Аж на душе приятней стало. Всё-таки воспоминаниями о старой кассете с видеоплеера навеяло.

Нацепив улыбку, Боря завертел головой и безошибочно пошёл в сторону ругани. Двинулся по маршруту как корабль в гавань с ориентацией на маяк у берега. А по пути насвистывал что-то из раммштайна, чтобы сразу за своего приняли.

Чтобы точно не ошибиться, Боря даже фотокарточку три на четыре из портмоне достал. Не так уж и много в мире красивых кудрявых женщин-блондинок с голубыми глазами.

Глава 24 - Обе две как бобер

Стасян грустить не любил. Тоску придумали ленивые. А уныние – это вообще развлечение для богатых. Конечно, перед ним на кухонном столе уже валялись две сотни евро, но это лишь начало городской жизни и лишь краешек роскоши.

Дальше – больше.

Надо закрепляться, а не по командировкам шляться вахтовым методом. Правильно мама говорит «в городе все бабки крутятся». Только точный адрес не назвала. Наверное, возле городской площади крутятся.

Надухарившись одеколоном огуречным у бабкиного трюмо, Стасян точно знал, что чтобы ближе к тем бабкам оказаться, нужно пахать без памяти. Поэтому заштопав штаны, простирнув их вручную и так же повесив сушиться на батарее рядом с прочей одеждой, крановщик уже собирался разобраться со льдом и снегом на балконе почившей бабки, которую слишком уж закрутило. А затем, походу, сорвало с карусели жизни.

Держаться надо было лучше. В бизнес идти. Люди из телевизора плохого не посоветуют.

Но в животе заурчало протестующе. Неудобно работать на пустой желудок. С шести утра крошки во рту не было, а уже обед. График, усвоенный в больнице и госпитале как бы намекал, что с ним шутки плохи. Кислота выделяется.

Так что давай, что-нибудь переваривай, пока тебя не перевалили.

Стасян почесал раненную булку, скривился и залез в холодильник. А там кетчуп и валидол только. Фигурка ещё пингвинчика стоит пластиковая на полке с подносиком на руке. Игрушка старая, из киндер-сюрприза извлечённая пару-тройку десятилетий назад. А на кой хрен ей в холодильнике рабочем делать – пойди разбери. Может заговор какой на удачу. Бабка же!

В морозилке так же оказался промороженный кабачок таинственного тёмного цвета. Валялся так долго, что в баклажан превращаться начал. Эволюционирует может даже. Возможно, его заморозили ещё при Андропове, да так и забыли. Хотя холодильник уже явно постперестроечных времён. С иностранными буквами на двери… Минского производства.

Так и не решившись ничего брать из холодильника, Стасян снова посмотрел на евро. Чего тут думать? Одеваться надо и идти менять деньги, продуктами затариваться. Это понятно. Чем больше кушаешь, тем больше сил.

Городские почему-то не держат солений-варений в подполе. Хотя бы потому, что подпола того и нет в квартирах. Да и картошки мешок-другой или какой капусты кочан по тёмным углам у них не залежится никогда.

Что за люди?

На всякий случай гость по шкафам пошарил на удачу. И тут же наткнулся на консервы. Кошачьи. Перепутать сложно – на картинке кот изображён с толстой, довольной рожей. Видимо, кастрированный. Деревенский кот довольную морду корчить не будет. Он всегда осторожен и смотрит на тебя с плохо скрываемой ненавистью.

Стасян и сам осмотрелся. Нет кота вроде. И кошки нет. А котят так обнаружил бы своим чутьём внутренним. Ибо слабость у него к маленьким пушистым комочкам. С детства мимо не пройдёт, всех домой забирал. Им много не надо. Ну а что батя потом или мамка топят или раздают, то дело десятое. Главное – благородство.

– Кыс-кыс-кыс, – на всякий случай сказал Стасян, но никто не откликнулся.

Запах вроде есть кошачий по квартире, но лекарствами сильнее пахнет и всё перебивает. Взять хоть же тот же валидол. Им словно все стены пропитаны. В обои старые, потускневшие въелся и хоть ремонт делай. А заодно линолеум пожелтевший от времени отдирай.

Но ремонт вроде никто не заказывал. И удовлетворённый тишиной в квартире, крановщик открывашку из-под столешницы достал, да вскрыл консервы.

Принюхался. Пахло старым говном и тушёнкой разом. Как на плацу у поля летом рядом с полевой кухней.

Решившись, Стасян лизнул трофей. А на вкус вроде ничего так, ещё и с соусом. Жить можно!

Картинку только снял и в ведро мусорное выкинул, чтобы не смущала образом. Без обложки – еда как еда. Кошки они-то как раз не дураки. Что попало есть не будут. Был у него правда в деревне кот, который огурцы ел. Те и проклюнуться порой не успевали. Но самого кота