Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович

Одно известие Галицко-Волынской летописи упоминает отроков в окружении Даниила Романовича, тогда князя галицкого и владимиро-волынского. Рассказывая о подготовке Даниилом похода на Перемышль в 1231 г., летописец сообщает, что галицкие бояре лишь притворно поддерживали князя, а фактически он, готовясь к походу, собирал вече в Галиче, «оставьшуся вь 18 отрокъ вѣрнихъ и съ Дѣмьяномъ тысяцкымъ своимъ»[653]. В данном случае вся совокупность военных слуг князя составляет всего лишь 18 человек. Правда, это были времена сложные для Даниила, когда он не располагал полновластно Галицкой землёй, а значит, его источники дохода были ограничены. В другие времена, когда его власть твёрдо закрепилась и над Владимиро-Волынским, и Галицким княжествами, численность его отроков, наверное, была несколько больше, но всё равно счёт шёл едва ли на сотни, а скорее на десятки людей.

Автор «Летописца Даниила Галицкого» – произведения, составившего большую часть Галицко-Волынской летописи – называет военных слуг князя не только «отроками», но и «оружниками»[654]. То, что под этими обозначениями скрываются одни и те же люди, хорошо видно в статье 6764 (1256) г., где воины в непосредственном окружении Даниила названы сначала «отроками оружными», а затем «оружниками»[655].

О содержании этих людей, как и в X–XI вв., должен был заботиться сам князь, хотя в середине XIII в. размер и формы этого содержания, по-видимому, существенно изменились. Это следует из описания событий 1241 г., когда в отсутствие Даниила, но от его имени Галицкой землёй управляли галицкие бояре. Главный среди них, Доброслав, отдал «бес повеления княжа» другим боярам в управление и кормление «коломыискую соль», то есть поселение Коломыю, где добывалась соль. Из возмущённых речей княжеского посла, переданных летописцем, мы узнаём, что Даниил и его брат Василько «держать сию Коломыю на роздавание оружьникомъ»[656]. Эти слова можно толковать и так, что князья дают своим оружникам Коломыю в кормление, и так, что они передают доходы с этого кормления в виде жалованья. На мой взгляд, второй вариант выглядит более естественным[657], потому что трудно представить себе некое коллективное кормление не для двух-трёх людей, а целой группы. Употреблённое летописцем слово «роздаванье» заставляет вспомнить и выражение начального летописания: князья в Новгороде «раздаваху» тысячу гривен гридям. Коломыйское кормление давало, видимо, по сравнению с другими кормлениями доход больше именно деньгами (а не натуралиями), так как это были, вероятно, либо доходы с княжеских солеварен, либо отчисления с соляной торговли, которую вели жители.

Так или иначе, в этом эпизоде отразилось функционирование той же, в сущности, системы – правитель содержит за счёт своих доходов собственных военных слуг. Только совершенно несопоставимы масштабы затрачиваемых средств. В древности на эти цели шла часть совокупного денежного дохода князя, составлявшая некую определённую величину (например, 1000 гривен «от года до года»). И величина эта была очень значительна: Ярослав отдавал на это чуть ли не все наличные средства (если считать, что эта тысяча гривен составляла треть всей собираемой дани, помимо двух третей, шедших в Киев). В XIII в. выделяется только одна статья дохода, дающая, вероятно, каждый следующий год суммы далеко не постоянные (особенно, если доход составлялся с налога от продажи соли – объёмы продаж, естественно, колебались). И статья эта была, судя по всему, одна из целого ряда – ведь речь шла только об одном кормлении. На доход даже от нескольких таких кормлений, как Коломыя, содержать сотни воинов было невозможно – в лучшем случае несколько десятков.

Стоит добавить, что не только во времена «древних мужей», о которых с такой ностальгией вспоминал составитель НС, но и в XII–XIII вв., и в более позднее время сохранял значение такой источник доходов, как военная добыча. И постольку, поскольку князь выступал в большинстве военных предприятий «главнокомандующим», его военные слуги практически всегда могли рассчитывать на свою долю добытого «ратным трудом». Н1Л донесла до нас любопытное известие о разделе добычи князем Мстиславом Мстиславичем «Удалым», полученной в качестве дани от чуди, на которую он ходил походом с новгородцами: «и Мьстиславъ же князь възя на нихъ дань и да новгородьцемъ двѣ чясти дани, а третью чясть дворяномъ»[658]. Вполне в соответствии с тем принципом раздела, который обнаружил себя в рассказе о новгородской дани Ярослава, Мстислав две трети добытых ценностей отдаёт новгородцам, а одну оставляет себе для раздачи своим военным слугам. Но конечно, на эти доходы содержать на постоянной основе многочисленные контингенты «дворян» или других слуг в XII–XIII вв. уже было невозможно– эпоха, когда «дружина кормяхуся, воююще ины страны», безвозвратно прошла.

В XII в. и позже князья должны были так же, как и прежде, держать так называемые «засады» в городах – гарнизоны. Из летописных данных неясно, по какому принципу распределялись по городам такие «засады» и насколько они были многочисленны[659]. Но состояли они из людей, которые получали жалованье, а также, вероятно, продукты, производившиеся «служебной организацией», или даже небольшие земельные наделы. Трудно точно определить их значение с военной точки зрения, но по крайней мере по сравнению с древней «большой дружиной» степень их боеспособности и профессионализма, видимо, упала. Как и детских, дворян, оружников и прочих военных слуг, составлявших постоянное окружение, охрану или своего рода гвардию при князьях, эти гарнизоны можно рассматривать как отголосок «большой дружины».

Именно для тех слуг и доверенных лиц, которые составляли непосредственное окружение князей, и отчасти для тех воинов, которые сидели в «засадах» по крепостям, но могли быть призваны в любой момент на какую-либо военную операцию, и держали князья арсеналы, табуны лошадей и вообще запасы разнообразных материальных ценностей, о которых упоминают источники домонгольской поры. С упоминанием об «оружии и конях», которых требовали киевляне у Изяслава в 1068 г., следует поставить в ряд одно показательное летописное известие, которое относится ко времени спустя столетие[660]. У Андрея Боголюбского, как говорят летописи, были свои «милостники» (по новгородской летописи, они принимали участие и в его убийстве). В рассказе о событиях, развернувшихся после убийства, «Повесть об убиении Андрея» отмечает, в частности, что заговорщики, ограбив княжеский дворец, водрузили княжеское «любимое имение» на «м(и)л(о)стьныѣ (вар.: м(и)л(о)стниковы) конѣ», «а сами воземьше на ся оружья княже м(и)л(о)стьное»[661]. Очень выразительны слова летописи: «оружья княже милостьное» – то есть оружие княжеское, но предназначенное для его слуг-милостников.