В объятиях дождя - Чарльз Мартин

С каждой секундой речь Мэтта становилась все возбужденнее:

– А веревки, которые удерживали меня, натягивались все туже, мне даже дышать стало трудно. Мне оставалось жить только мгновенье, и я уже чувствовал, как глаза вылезают из орбит. Но как только я подумал, что уже никогда не вернусь оттуда и настали последние секунды моей жизни, он соскочил со своего трона и побежал ко мне, словно спринтер. Надо было бы тебе видеть, как он бежал: высоко поднимая колени, длинными плавными скачками, причем большие пальцы ног едва касались земли! И при этом он широко размахивал руками. Когда он подбежал, я его узнал.

Мэтт немного помолчал, широко раскрыв глаза.

– Я хочу сказать, что это был Он. На Его терновом венце шипы были длинные, может быть, в два дюйма длиной, и они вонзались Ему в голову. Кровь стекала каплями по Его лицу. Я мог видеть отверстия на Его руках и ногах, а из раны на Его боку текли кровь и вода. Он остановился рядом со мной, но дыхание у Него было ровное, словно Ему часто приходилось бегать на эту дистанцию, и Он привык ее преодолевать.

А потом Он схватил все эти веревки, что меня связывали, одной рукой и протянул другую, и сжал кулак, и капли крови стали стекать из Его руки вниз, словно Он выжимал губку. Его кровь текла на мои путы, она разъедала их, словно кислота. И вот это сплетение веревок стало исчезать на глазах, и я почувствовал, что свободен. Взглянув вверх, я увидел, что все ангелы захлопали крыльями. И это было похоже на то, как если бы зажужжали сразу десять миллионов жуков, летающих в куполе этого великого дома, и все они светились. Раздалось пение, которое вселяло надежду. И у меня появилось такое чувство, будто я наконец совершил какой-то хороший поступок, а взглянув на свои руки, я заметил, что веревки на них исчезли. И не было вокруг никаких преград. Я был свободен. А песня надо мной становилась все громче, и, хотя я никогда прежде ее не слышал, я почему-то знал слова.

Мэтт встал и обвел руками комнату:

– Не зная, чем Его отблагодарить, я открыл рюкзак, вытащил сэндвич с ореховым маслом и джемом и предложил Ему. И Он отломил кусочек, ну совсем как это делала мисс Элла, и мы уселись прямо на пол и стали есть. Он сидел на перламутровом квадрате, а я на гранитном. Но вскоре в дверь постучали, и так отчаянно, что, не желая быть невежливым, я встал и хотел уйти, но Он взял меня за руку и застегнул на моем запястье серебряный браслет: он не имел ни начала, ни конца и никогда бы не мог упасть с моей руки. Я вывернул его, и Он начертал на внутренней стороне Свое имя!

Мэтт поднял руку и показал мне сплошной серебряный ободок на правом запястье.

– Дело в том, что мне очень не хотелось забыть про этот сон, и я сделал браслет на заказ.

И он наклонился ко мне, лицом к лицу:

– Так, ты не хочешь побросать камешки?

– Мэтт…

Но он показал на амбар.

– Там сейчас горит свет.

Выражение его лица ясно говорило о том, что отказывать ему бесполезно. Я встал и начал натягивать джинсы. Мэтт ждал меня у дверей амбара. Я взял биту и встал по другую сторону щита, через который можно было перекидываться галькой.

– Мне захотелось, чтобы ты сыграл вот с этим камнем. – Мэтт сунул руку в карман и вытащил закругленный, хорошо отполированный камень, который уже так давно носил с собой.

– Ты действительно этого хочешь?

Мэтт кивнул и подбросил камень битой через перекладину, а я его отбил, глядя, как он падает, крутясь в воздухе, так что можно было несколько раз прочитать имя «Мэтт», вырезанное на нем. Я шагнул вперед, стал в позицию, взметнул битой и ударил. Это были удачный поворот и разрушительный удар. Черный гранитный камень распался на мельчайшие кусочки и повис в воздухе темным облаком. Несколько минут мы с Мэттом молчали, глядя, как медленно оно уплывает из амбара. Но вот воздух снова стал прозрачным, и я вдруг подумал: а ведь на оборотной стороне того камня должно было быть нарисовано лицо Рекса!

Утром, еще до завтрака, мы вчетвером сели в новоприобретенный грузовой автомобиль. Раньше эта машина развозила, дымя, разные десерты, но теперь, став собственностью Мэтта, больше не дымила и не проседала на спущенных шинах. Все мы направились в «Роллинг Хиллз», а так как животик Кэти уже заметно округлился, то она попросила у меня мою широкую, на пуговицах, байковую рубашку. Смотреть на Кэти было приятно. Перед тем как выйти из машины, Мэтт захватил огромный пакет со сладостями, и мы направились по коридору в палату Рекса, а впереди всех шел Джейс. Судья, привыкший уже к нашим почти ежедневным посещениям, а еще больше – к шоколадкам, которые приносил Мэтт, открыл глаза.

Я сел рядом с ним, помогая держать во рту «сигару» из мороженого, а Джейс, уютно устроясь у меня на коленях, смотрел на двух сварливых голубей из породы так называемых «кардиналов», которые выясняли отношения за окном. Мэтт опустился на стул перед Рексом и кормил его ванильным мороженым с помощью обеденной ложки. Неизвестно, понравилось оно Рексу или нет: он не трудился извещать нас о своих впечатлениях. По-моему, мороженое – это все-таки лучше, чем ничего. Ну, а если оно ему и не нравилось, то он его, по крайней мере, не выплюнул. Почти две недели он ел, не переставая.

Однажды, уже после полудня, меня разбудило пение Моза, поэтому я отправился на кладбище, где в унисон с пением он работал киркой и лопатой. Со лба Моза капал пот, стекая по окологубным складкам и увлажняя грудь. На небе сгущались облака, скрывая солнце, и прохладный ветерок освежал воздух.

– Для кого могила? – поинтересовался я.

– Будет моя, если эта кирка вдруг не станет легче!

– Ну, прекрати! Ты здоровее меня!

Моз перестал копать и окинул меня взглядом с головы до ног.

– Да ты вроде уже готов?

– Да. Кэти закончила все свои неотложные дела, украсила алтарь цветами, и завтра мы вместе с Джейсом отправляемся в двухнедельное путешествие. Поедем на запад страны. Хотим полюбоваться кое-какими большими горами и маленькими, опустевшими шахтерскими поселками.

– Берешь свою камеру?

– Да. Док попросил посмотреть кое-что, и я постараюсь между делом поснимать.

– А Мэтт?

– Гибби пригласил его на неделю в штат Мэн, рыбку половить, а потом они неделю побудут здесь, до нашего возвращения.

– Хороший врач этот Гибби.

Я согласился с Мозом.

Моз вонзил кирку на три фута в глубину, кивнул на могилу сестры и спросил, глядя вниз:

– Ты уже говорил кому-нибудь об этом?

– Нет, – пригладив волосы, я посмотрел на церковь.

– Ну, у тебя есть еще полтора часа, прежде чем облачаться в праздничный костюм.

– Смотри, не умри в этой дыре, – и я показал на могилу, – мы ждем тебя на церемонию.

– Ты мне так надоел своими напоминаниями, что я готов прямо сейчас помереть на этом месте назло тебе.