Тобол. Мало избранных - Алексей Иванов

— Ты очень дорого оценил Улюмджану, мой господин. Я скоплю столько золота лишь через год, и тогда сам привезу его тебе в Доржинкит.

— Ты всё делаешь долго, — помрачнел Онхудай. — Ты плохой торговец.

— Прости, мой господин. Мои умения вызывают жалость, но я не в силах угождать тебе лучше, чем у меня получается.

— Когда ты разоришься и будешь продан в рабство, я куплю тебя и заставлю собирать овечий навоз вместе со старухами.

Ходжа Касым, поклонившись, вышел из юрты.

Угрозы и оскорбления Онхудая давно не трогали его. Он поспешил в юрту пленников к Ване Демарину. Ваня выздоравливал и уже мог сидеть.

— Я принёс добрую весть, мой друг, — усаживаясь рядом, весело сказал Касым. — Тебя выкупят этой осенью. Я обо всём условился. Тебе придётся провести лето в плену, но это не страшно, не правда ли?

Ваня без слов схватил руку Касыма и сжал в ладонях.

— Я выполняю свой долг, ведь ты меня спас, — Касым глядел на Ваню ласково, как на драгоценное приобретение. — Я дам за тебя золото, а ты в благодарность откроешь царю правду о сговоре губернатора с китайцами.

— Я тоже не подведу тебя, Касым, — с чувством пообещал Ваня.

…Через несколько дней орда Цэрэн Дондоба тронулась в путь вверх по Иртышу. Впереди лежали город Доржинкит и озеро Зайсан, отроги Тянь-Шаня и пустыня Такла-Макан. Первым двигался дозор из лучников; за ним следовали знаменосцы со знамёнами, украшенными драконами и орлами; потом на косматых верблю-дах-бактрианах ехали могучие воины хошуна; потом — конница баруна, зюна и запсора в кожаных латах и железных шлемах; потом на белой верблюдице Солонго в окружении каанаров ехал и сам нойон. Огромным хвостом тащился обоз из тысяч кибиток и повозок. В этом обозе в скрипучей арбе с непомерными колёсами сидели штык-юнкер Юхан Густав Ренат и солдатская вдова Бригитта Цимс. Они знали, что их везут куда-то в бесконечность, в неведомые горы на чужую войну — в какой-то поднебесный Тибет, где стоит какая-то священная Лхаса, захваченная китайцами. На штурме этой Лхасы штык-юнкер Ренат должен командовать пушками нойона Цэрэн Дондоба. Однако ледяные вершины Тибета и скалистые шхеры Скандинавии находятся на разных сторонах Земли.

— Мы исчезнем в Азии, Хансли, — без боли, но печально сказала Бригитта. — Нам никогда не вернуться домой. Степь нас не выпустит.

— Степь прекрасна, Гита, — тихо ответил Ренат.

Григорий Ильич узнал о Хомани всё, что было возможно. Ему рассказал лавочник Турсун, у которого Григорий Ильич покупал бумагу, а Турсу-ну разболтал евнух Бобожон, который ходил в лавку за румянами и красками. Остячка Хамуна — не жена, а наложница Ходжи Касыма, и Назифа, старшая жена Ходжи, ревнует недавнюю язычницу. Узбечка Назифа — главная в доме, но муж давно не водит её на ложе, потому что сейчас ему нравится остячка. Есть ешё и младшая жена — татарка Сулу-бике. Была и другая наложница — калмычка Улюмджана. Она хотела отравить Хамуну, и Касым её зарезал, хотя все говорят, что она сама умерла. Касым уехал в русскую крепость на Ямыш-озеро, хотя все говорят, что он уехал в Кашгар к брату. А Хамуна несчастна. Никто не знает, что ей надо, и все говорят, что она сама не знает.

Назифа редко выводила Хамуну из дома, и только на базар. Григорий Ильич целыми днями пропадал на Троицкой площади, надеясь снова увидеть Хомани, и наконец увидел Назифу. Стройная и неприступная, она ходила по торговым рядам в чадре, а старый прислужник Суфьян таскал за ней корзину.

— Сколько стоит твоя мочёная морошка? — спросила Назифа у торговки.

— Три копейки большой туес.

— Ты мошенница. Я дам две копейки.

— За две копейки сама собирай, — ответила торговка.

Снег уже растаял, и многолюдная площадь превратилась в растоптанное озеро грязи и жидкого навоза. Между торговых рядов сикось-накось были брошены дощатые мостки. Новицкий выждал, когда неповоротливый Суфьян со своей корзиной отстанет где-нибудь в сутолоке, и приблизился к Назифе.

— Назыфа, зробишь ласку, послухай мэнэ, — торопливо попросил он.

Назифа прошла мимо, не оглянувшись. Новицкий поспешил за ней.

— Назыфа, прошу, допоможи мэни с жонкой Хасыма побачитися, — просил Григорий Ильич. — Хоманя мэни дюже потрибна…

Назифа ничего не ответила. Но она вспомнила этого мужчину с серьгой. Она видела его в Тобольске и раньше, а недавно он напугал Хамуну, когда Назифа оставила её возле кабака, чтобы купить у кабатчика чех на бороду.

Григорий Ильич не прекратил попыток достучаться до сердца Назифы. Бродить по Бухарской слободе ему, русскому, было несподручно — там он слишком заметен, и он продолжал караулить суровую жену Касыма на рынке. Через несколько дней он снова встретил её.

— Назыфа! — тотчас отчаянно окликнул он. — Звэди мэне з Хоманею!

На этот раз Назифа остановилась и пристально всмотрелась в Григория Ильича. Откуда он знает Хамуну? Неужели она, Назифа, плохо исполняла свой долг хранительницы очага, и наложница её супруга, оказавшись без присмотра, снюхалась с другим мужчиной? Этого не может быть!

— Откуда тебе известна Хамуна? — строго спросила Назифа.

— Зустрив ей, ковды вона жыла ще в Пэвлоре, — пояснил Новицкий. — Допоможи мэни с ею побачитися…

— Зачем?

— Трэба мэни, — беспомощно пробормотал Григорий Ильич.

Назифа не сводила глаз с Новицкого. Хвала Аллаху, она не виновата: этот мужчина знал Хамуну ещё по языческой жизни в тайге. Назифа уже видала Новицкого раньше — он всегда был рядом со старым русским имамом, а Касым рассказывал, что русский имам со своими подручными плавал по Оби и крестил инородцев. Вот, значит, каким образом Новицкий, спутник имама, встретил остяцкую девку — будущую наложницу тобольского тожира.

Но не просто встретил. Назифа рассматривала Новицкого как опытная женщина. Он болен любовью. Это видно. В его тёмных глазах — тоска умирающего зверя. Его дух иссушён жаждой по возлюбленной. Он исхудал, потому что его жизнь — бесконечная погоня за ускользающим счастьем. Может, этого счастья и вовсе нет, и мужчина гонится за обольстительным гулем, злым джинном. Он меджнун — безумец, одержимый тягой к своей Лейле. Если бы этот человек чтил веру Пророка, его исцелил бы аят «Уль-Курси» или сура «Бакара», однако меджнун, конечно, не ведает истинного бога, а потому сгинет. Все меджнуны погибают.

Но к ней, к Назифе, меджнуна прислал Всевышний! Ведь она искала средство извести Хамуну. Отравить её Назифа боялась: Касым догадается и убьёт отравительницу, как он убил Улюмджану. А меджнун всё сделает за Назифу сам! Надо лишь помочь ему сойтись с Хаму-ной — и потом как бы ненароком указать супругу на связь его наложницы с другим мужчиной. Оскорблённый и уязвлённый в сердце, Касым изгонит Хамуну, продаст её — или даже задушит. Конечно, такой способ избавиться от соперницы будет жестоким по отношению к Касыму, но Касым — муж, сильный духом, и он выдержит. Зато потом у него не останется никого, кроме Нази-фы, чья любовь принадлежит ему навеки, как навеки луна принадлежит ночному небосводу.