Бриллианты на пять минут - Лариса Соболева

– Начальник, хоть бы покурить дал…

Щукин молча кинул на стол пачку сигарет и зажигалку. Батон подошел, взял сигарету, затянулся, вернулся на место и ворчал себе под нос:

– Вот у некоторых работенка… Сидят себе на стуле, в ус не дуют, а деньги капают. Небось ты, начальник, зарплату большую получаешь, а? Мне б так…

Поскольку Щукин не реагировал на его выпады, Батон уставился в окно, глубоко затягиваясь сигаретой.

Архип Лукич, не придя пока к дельным выводам, решил начать от печки. Итак, Пушко. Он проник в дом и взял колье с часами. Хотелось выпить, а тот, кто просил украсть колье, не приходил с обещанными рублями. Пушко надумал толкануть часы, их не покупали, тогда он предложил Грелке колье… А почему убийца не пришел за колье раньше? Ах, ну да, он не собирался оставлять в живых сообщника, ему нужна была глубокая ночь. Ночью он и явился к Пушко, чтобы забрать колье, а заодно убить приятеля. Сомнений быть не может: они давно знакомы, поэтому Пушко верил убийце, не боялся его. Любопытно устроена жизнь: никто не может дать гарантий, что друг останется другом до конца, а не окажется смертельным врагом и не занесет нож. Щукин вспомнил убитого Пушко, его неустроенный дом… Внезапно осенило:

– Послушай, Рауль, у Пушко я видел много фотографий на стене. Он фотографией увлекался или был профессиональным фотографом?

– Да вроде того. В смысле – работал фотографом. Фотки развесил, чтоб показать, какой он был классный пацан. А я так думаю: был да сплыл.

– Ты тоже вроде как не на гребне удачи, – подковырнул его Щукин. – Ну-ну, не злись. И давно он перестал работать фотографом?

– Я еще года два назад видел у него фотоаппараты, установку… ну, чтоб фотки делать. А потом он все продал и пропил.

– Ну-ка, поехали…

Щукин и Батон приехали на квартиру Пушко. Архип Лукич сразу прошел в комнату, а Батон не решался переступить порог, переминался с ноги на ногу, только заглядывая внутрь. А что там хорошего увидишь?

– Ты где застрял, Рауль? – крикнул из глубины квартиры Щукин.

– Здесь я, здесь, – отозвался Батон. – Можно, я останусь тут?

– А чего так?

– А… призраков боюсь. Вдруг припрется ночью?

– Насчет призраков – не знаю, а вот убийца запросто придет, а ты стоишь там один… Что он сделает?

Батон не стал представлять, что с ним сделает убийца, ринулся в квартиру, захлопнув за собой дверь. Архип Лукич рассматривал снимки на стене, скосил глаза на подопечного и рассмеялся:

– Страшно стало?

– А то! – сознался Батон, осматривая комнату, будто видел ее впервые. – Он на меня сколько раз нападал? Не, ну нате – наглый какой! Днем в подъезде напал. И ножом в меня, ножом… Слышь, начальник, Пушка точно из-за бус грохнули?

– Без сомнения. Ты не знаешь, у него много было фотографий?

– Полно. Как выпьет, так и лезет за чемоданом. Я ему: кончай мне совать свои фотки, надоело. А он все равно показывал. Мол, я и там снимал, и там, мол, меня везде приглашали, мои фотки печатали в журнале, я был лучший…

– Чемодан где?

– На шкафу.

Щукин приставил к шкафу ветхий стул, проверил, насколько он надежен, залез на него и снял фибровый чемодан. Батон вздохнул:

– А вообще-то, он нормальный мужик был. Не жадный. И душевный. Всегда слушал меня, когда тошно. А зачем тебе вдруг понадобились фотографии?

– Выставку устрою. – Щукин взял первые черно-белые снимки с великолепными пейзажами. – Ух ты! Здорово…

Прошло четыре часа. За четыре часа перед Щукиным открылся целый мир алкаша Пушка. Архип Лукич искал знакомые лица, ведь если Пушок дружил с убийцей, обязательно должен был снять его, обязательно. Так что особенно тщательно разглядывал Архип Лукич портреты людей, но и на коллажах, пейзажах, натюрмортах задерживал взгляд. Это были действительно прекрасные снимки, с редкой фантазией и умением подметить то, что обычно скрыто от глаз. По фотографиям Щукин определил, что Пушко имел не только редкое дарование, но и тонкую, артистичную душу. Одну фотографию он отложил в сторону, она его потрясла: сквозь листву березы просвечивают лучи солнца, а общий фон ненавязчиво перекрывают чистые девичьи глаза с блестящими в них слезами. Вроде бы несовместимо – солнце, листва и слезы, красота и печаль, а не оторваться.

– Эту фотографию я у себя в кабинете повешу, – сказал Щукин и взял следующую стопку снимков. – А он мастерски снимал. Эх, такой талант водкой загубил!

– Не, он водку не пил, – заверил Батон. – Самогон только. На водку денег надо много. А у Дубины постоянным клиентам на пару рублей скидка! Выгодно.

– Доберемся и до твоей Дубины, – пообещал Щукин.

– А мне что! Я не пью теперь. И не буду.

– Иди ты! – хмыкнул Щукин. – Похвально.

Прошел еще час. Пушко хранил и фотографии, не имеющие большой художественной ценности, а запечатлевшие множество людей за разными занятиями. Но и на этих снимках были зафиксированы интересные моменты, далекие от прозы.

– А вот это уже интересно… – держа одну из фотографий, присвистнул Щукин.

1936 год. Свердловск.

Как только Левку сменили, он проводил Анастасию домой и ушел, не сообщив, куда и зачем идет. А она… сдалась – взяла колье, прибежала домой к Кочуре.

Открыла жена – неприметная женщина с печальным умным лицом. Мартын был на работе, на что и рассчитывала Анастасия. Квартира у него была шикарная – из четырех комнат, заставленная старинной мебелью, явно чужой. Анастасия бросила на стол колье и сказала жене своего врага:

– Отдайте это вашему мужу. Он хочет, чтобы я спала с ним, передайте ему – я согласна. А он пусть вернет дочь, которую забрал. Вы мать, должны меня понять. Но если он не вернет ребенка, я уничтожу его.

Какая женщина захочет, чтобы муж спал еще с кем-то? Поэтому жена Кочуры и поможет вернуть Ксюшу – вот на что надеялась Анастасия. А дома она ждала Левку до ночи, с каждым часом все больше и больше тревожась за него. Удивительно было то, что он оставил казакин, надел ватник. Спустилась ночь. Как страшно остаться в одиночестве, когда ты вообще один, когда от тебя все отвернулись, а самые родные люди неизвестно где, и неизвестно, живы ли они. Анастасия выбегала на улицу, беспокойно всматривалась в темень, не идет ли Левка, замерзала и возвращалась в дом. Куда же Левка делся? Не хватало, чтоб и он попал в беду. Глаз она не сомкнула.

Он пришел на рассвете и вел за руку Ксюшу. Анастасия заплакала, обнимая дочь и Левку. Ксюша была вялая и напуганная, быстро заснула. Поставив перед Левкой похлебку – ведь не ел он со вчерашнего утра, – Анастасия присела напротив, подперла щеку кулаком и смотрела, как он ест. А ведь Левка незаметно стал членом семьи, без которого не обойтись и от присутствия которого в доме становится тепло и надежно…