Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945 - Джеральд Рейтлингер

вскоре после выхода Директивы № 46. Его заявление получило поддержку командира вермахта, под чьим началом он служил, фон Шенкендорфа из тылового района группы армий «Центр».

Бах-Зелевски был противоречивой фигурой. В своих многочисленных показаниях в Нюрнберге он утверждает, что был «другом евреев» и «добрым ангелом» Гиммлера и постоянно стремился сделать условия ведения антипартизанской войны гуманными. Его обвиняли и в наличии славянской крови (это не являлось преступлением — многие в германском генералитете (и вообще в прусском, и не только, дворянстве) имели славянские корни. — Ред.), и в еврейских связях через брак, и к тому же Бах-Зелевски заявлял, что Гитлер держал на него досье. Таков его автопортрет, но в нескольких нацистских мемуарах, в частности написанных Петером Клейстом, Отто Скорцени, Рудольфом Раном и Вальтером Шелленбергом, он осуждается как жестокий полицейский, ответственный за все немыслимые ошибки, и плохой командир своих войск. То, что его ненавидели и свои же, видно из того факта, что Бах-Зелевски был в Нюрнберге свидетелем обвинения, где Геринг заорал на него: «Schweinehund!» (свинья, подлец. — Пер.), и что он избежал собственного суда и наказания, давая показания на других военных процессах, даже отправляясь в Польшу с полным иммунитетом для дачи показаний против бывшего губернатора Варшавы Альберта Фишера. Самому Бах-Зелевски необходимо предъявить счет за то, что война против партизан достигла своей самой жестокой стадии именно после его назначения начальником антипартизанских формирований 23 октября 1942 г. Не раз Гитлер хвалил Бах-Зелевски, и он, похоже, несмотря на свои злобные рассказы о Гиммлере, своими многими выгодными должностями обязан как раз благосклонности Гиммлера. Примечательно, что, в то время как к Бах-Зелевски шли самые жуткие доклады об антипартизанских операциях, от которых волосы поднимались дыбом, не сохранилось ни одного, на котором было бы зафиксировано его неодобрение.

Еще один факт, подтверждающий дикую жестокость контрпартизанской войны, — неуместное вмешательство Геринга, возмущенного отпором, который он получил от Лозе на совещании по производству продовольствия. 24 сентября Геринг запросил министерство юстиции, можно ли увеличить численность полка Дирлевангера направлением туда осужденных уголовников. 27 октября, вскоре после назначения Бах-Зелевски, у Геринга уже был готов план, который он направил Кейтелю. Геринг предлагал вывезти весь скот и продовольственные запасы из «умиротворенных» партизанских районов, а облавами согнать всех уцелевших обитателей в лагеря, в которых взрослые будут отделены от детей и отправлены в Германию на работу.

На практике же это означало, что полицейские войска убивали подряд всех сельских жителей, не исключая детей, чтобы избавиться от хлопот по их перевозке или присмотру за ними. Тем не менее Геринг был очень доволен своим планом, описывая его Муссолини во время своего государственного визита и приема в Палаццо Венеция в Риме. Для Муссолини, который находил реалии германской войны неизменно отвратительными, Геринг следующим образом обрисовал практику антипартизанской борьбы:

«…Все мужское население деревни выстраивают по одну сторону, а женщин — по другую. Женщинам объявляют, что мужчин расстреляют, если они не укажут на тех людей, которые не из их деревни. Чтобы спасти своих мужчин, женщины всегда указывают на тех, кто не живет здесь. Германия обнаружила, что, вообще-то говоря, не очень легко заставить солдат осуществлять такие меры. Члены партии справляются с этой задачей намного более сурово и эффективно».

План Геринга был официально принят, но, как обычно, Альфред Йодль проявил большую осторожность, чем Кейтель, в плане введения в действие аномальных мер. Например, 1 ноября он издал приказ, запрещающий сжигание деревень в качестве карательной меры. Столкнувшись с замечанием Гитлера на совещании штаба в Дюссельдорфе 1 декабря, Йодль заявил, что даже Гиммлер сомневается в уместности карательных действий, если они принимаются «после боя». Такие действия могут вынудить все население уйти к партизанам. Как обычно делая вид, что не ухватил сути, Гитлер возразил, что нельзя связывать солдату руки во время боя. «Бедняга не может думать об этом. Он сражается за свою жизнь, за само свое существование». В своей грубоватой, неуважительной манере Йодль попробовал вернуться к сути дела. «Мой фюрер, то, что солдаты делают в бою, в эту инструкцию не входит вообще. Насколько это касается меня, вы можете их четвертовать или повесить вверх ногами».

К несчастью для Альфреда Йодля, из 200 тыс. страниц протоколов штабных совещаний у Гитлера, уничтоженных после капитуляции в Хинтерзе, целыми остались лишь восемьсот, когда дымящуюся яму стал ворошить господин Джордж Аллен. И конечно, раздраженное замечание Йодля просто было обязано оказаться среди них. И ради чего? Невезучий Йодль был вынужден отозвать свой гуманный приказ.

Операции уже не назывались антипартизанской войной, а стали «войной против банд» — отказ партизанам в статусе бойца, который был решен еще 4 сентября, когда также было вынесено решение, по крайней мере командованием одной армией, что взятые в плен люди, которые воевали в гражданской одежде, должны быть повешены, а не расстреляны. Кейтель применял выражение «война против банд» в приказе от 29 декабря, который не пострадал ни от каких запретов Йодля. Были жалобы, что солдат заставляли нести ответственность за их действия в войне с бандами. «Это неправильно; использование любых мер против женщин и детей оправдано». Повторно подтверждая первоначальный приказ о юрисдикции «Барбароссы» от 14 мая 1941 г., Кейтель постановил, что никто из солдат, затронутых таким образом, не подлежит суду военного трибунала и ни один приговор, вынесенный в связи с действиями во время войны против банд, в будущем не будет подтвержден ОКВ.

Это не было пустой угрозой. В следующие два месяца против партизанских укрепленных районов, которые зима сделала более доступными, заморозив болота, были проведены шесть крупномасштабных операций. Краткие сводки, которые посылались Гиммлеру, были впечатляющими. Первая операция, названная «Эрнтефесте», — прочесывание района Червень — Осиповичи (одного из самых старых партизанских убежищ) к северо-западу от Бобруйска. Участие приняли более одиннадцати полицейских батальонов. Они убили в бою 805 человек, казнили 1165 человек за помощь партизанам и взяли в плен только 34 человека, которые, возможно, были солдатами в форме Красной армии. Затем была операция «Гамбург» в Слонимском районе, далеко на западе. Здесь сумели захватить четыре танка и восемь полевых орудий — и это в 500 км от линии фронта. Кроме того, было убито в бою 1676 человек, а 1510 человек расстреляно как подозреваемые, также было обнаружено 2658 беглецов-евреев из гетто Слонима и других белорусских городов, возможно живших в так называемых семейных лагерях в зоне влияния партизан. Их, конечно, казнили. В дальнейшей чистке в бывшей Восточной Польше, известной как операция «Алтона», в ходе одного боя (видимо, не боя, а расправы над невооруженным населением. — Ред.) немцы