Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

– Что? Что ты говоришь, ты меня называешь теперь так? Дочь врага народа?! Это так теперь звучит?!

Маленький замолчал. Он опустил глаза. Андрону было стыдно и трудно говорить. Выдержав паузу, он продолжил:

– Да, извини. Но ты должна это знать. Должна и понять, что тебе нужно делать все, что я тебе скажу! Понимаешь, я тебе хочу помочь!

Вера закрыла лицо ладонями. Она плакала. Нет, она не рыдала, а лишь тихо плакала. Андрон сидел и обреченно ждал. Что он мог сказать сейчас девушке? Этой прекрасной девушке, которую он любит больше жизни, но которая не хочет смотреть на него как на мужчину?! Которая любит молодого журналиста, ставшего по року судьбы его же подследственным? Почему? Почему она выбрала того парня? За что? Что в нем такого, чего нет во мне? Почему так поступает она? Почему? Кто заставляет ее так поступать? Неужели есть что-то или кто-то, кто управляет эмоциями и чувствами человека? Нет, он же сам хозяин своей судьбы! Он сам волен выбирать! Как вести себя. Кого любить! Он ведь разумный человек! Но тут, как такое может быть: она, красивая и разумная девушка, почему-то влюблена в того парня, который уже никогда наверняка не выйдет из тюрьмы? Зачем ей это? Зачем? Может, ее толкает материнский инстинкт? Ее будущее дитя, которое она носит под сердцем? Может, это жалость к нему? К ребенку, а вовсе не чувства к этому парню? Тогда зачем? Зачем это надо? Ведь ребенку-то все равно, кто его отец! Он даже не знает, кто его отец и как его зовут? Этот ребенок, он просто хочет быть счастливым, еще не родившись, уже хочет быть счастливым?

«А я? Я разве не хотел быть счастливым? Не хотел, что бы у меня был отец?! Чтобы у меня была мать? Нет, я хотел этого, но я не мог ничего решить! Ничего, за меня все решили другие! Все! И тут, за этого будущего Вериного ребенка все решают другие?! Все! И я в том числе! Я все решаю за него! Но почему? Почему я все решаю за него? Правильно ли это? Правильно. Я ведь хочу ему блага! Да, блага! Я хочу, что бы этому ребенку было хорошо! Он должен быть счастливым! Должен! Этот человек, маленький человек, заслуживает счастья! Заслуживает!» – Андрон словно поперхнулся своими мыслями.

Дым от табака заставил закашляться. Маленький прикрыл рот ладонью. Вера тихо сказала:

– Андрон, прости меня. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Что?

Андрон встал и налив себе воды из чайника, выпил залпом целый стакан. Он внимательно посмотрел на Щукину. Девушка сидела, опустив голову, и покорно, обреченно сложив руки на коленях. Маленький стоял и молчал. Пауза длилась очень долго. Тишина в комнате. Где-то за окном послышались веселые крики прохожих и звуки гармошки. Скорее всего, подвыпившие люди возвращались домой с гулянки. Веселый женский визг и мужской окрик, отборный мат, правда, не злой, а скорее, какой-то шаловливый. Гармонь надрывалась. Послышался свист. Маленький посмотрел на замерзшее окно. Ему вдруг стало нестерпимо грустно! Так грустно, что сердце готово было разорваться от печали. Там где-то люди живут, просто живут, веселятся. Пьют водку! Играют на гармошке! Хохочут и поют, и не знают, ничего не знают о них с Верой! О том, как им сейчас тяжело тут! Ему и ей! Ей нестерпимо больно за того парня, а ему, Андрону, нестерпимо обидно за нее и себя! За их странную дружбу, все никак не переходящую в любовь!

«А может, еще прошло слишком мало времени? Может, любовь цементируется временем?» – подумал Маленький.

– Андрон, что с тобой? Ты почему молчишь? Что я должна сделать? – спросила Вера встревоженным голосом.

Андрон тяжело вздохнул. Скрипя сапогами, он прошел к столу и сев, оперся на крышку локтями.

– Вера, ты должна написать ему, чтобы он никогда не вспоминал о тебе во время допросов. Ничего не писал тебе и не говорил о тебе! Вот, что нужно ему написать. Я не знаю, как это сделать. Не знаю. Но ты должна сама найти эти слова. Сама. Так будет лучше и для тебя и для него! Пойми.

– Значит, я должна отречься от него? Так? Я должна отречься от него и предать нашу любовь?

– Так надо. Так надо…

– Просто вот так… написать?!

Андрон ничего не ответил. Он отвернулся и вновь закурил. Они так и молчали, сидя друг напротив друга, повернувшись спинами.

– А кто ему передаст письмо? – нарушила тишину Вера.

– Я, я и передам. И когда он прочитает, обещаю – сожгу.

– А ты ему скажешь, что это так надо? Что это лишь так надо для его безопасности, вернее, для моей безопасности? – с тревогой и надеждой в голосе просила Вера.

Андрон молчал, тревожно выбивая по крышке стола, кончиками пальцев мелодию какого-то марша.

– Значит, ты хочешь, чтобы он действительно поверил в мое предательство?! Так?! Поверил, что я его предала?! Так ведь? – допытывалась Вера.

Андрон тяжело вздохнул. Повернувшись, сурово посмотрел на девушку и сказал:

– Вера, я не хочу заново начинать этот разговор. Не хочу. Решай сама. Сама. Я не могу заставить тебя это сделать. Не могу. Это должно быть твое решение. Только твое. Но я тебе обо всем рассказал. Обо всем. Думай. Ты уже взрослая. Ты уже должна сама принимать тяжелые для тебя решения. Чтобы потом никого не корить.

Вера закивала головой. Она покосилась на замерзшее от мороза стекло. На улице все еще пели частушки. Крики веселой компании звучали сейчас как-то нелепо и зловеще.

«Они все веселятся. Они пляшут и смеются?! Пир во время чумы?! Смех во время страданий?! Так было. Так будет. Кто-то веселится, а кто-то мучается. А завтра. Завтра любой из них, поющий сейчас частушки, может оказаться там, в тюрьме! Но они об этом не думают. Не хотят думать. Может быть, так легче жить? А? Вот так, не думая о завтрашнем дне? Так легче жить? И проще веселиться, пока есть время?! Будущее, зачем оно нужно, если оно ужасно? Если впереди лишь мучения? Будущее, зачем нужна такая будущая жизнь, в которой нет места радости и любви? Об этом, может быть, об этом думала моя мама, когда надевала петлю на свою шею? О том, что впереди нет просвета и лучше все кончить одним разом?» – подумала Вера и вновь закрыла лицо ладонями.

Она зажмурила глаза и представила лицо Павла. Его доброе и немного растерянное лицо. Он сидит и читает ее письмо. Он читает и понимает, что она его не любит. И не будет его ждать. Что тогда?! Что он сделает? Что сделает Павел? Каково будет ему?

– Вера, учти, его отправят в лагерь. Отправят. Это не навсегда. Не навсегда. Он может вернуться. Может… – нарушил тишину Андрон.

Вера опустила ладони. Она открыла глаза и посмотрела на Маленького:

– Что значит, может? Ты даже не исключаешь возможности, что мы больше с ним не увидимся? А? Ты это хочешь сказать?!

Андрон ударил ладонью по столу. Вера вздрогнула. Маленький встал и подошел к окну. Он стоял, широко расставив ноги, засунув руки в карманы галифе, тяжело дышал. Щукина видела, что он разозлился.

– Да пойми ты, глупенькая! Сейчас ничего исключить нельзя! Ничего! И я не могу ничего гарантировать! Понимаешь, я не господь Бог! Не господь! Я не могу творить чудеса!