Смерть в рассрочку - Борис Сопельняк

Вот так в обстановке строжайшей секретности готовилась к отправке из Англии очередная партия русских военнопленных.

АНГЛИЯ. Ливерпуль. 15 февраля 1945 г.

У причала три английских транспортных судна: «Дачес оф Ричмонд», «Мортон Бей» и «Хайленд Принцесс».

Глубокая ночь. У освещенных прожекторами трапов большие группы солдат и полицейских. Руководит ими человек в макинтоше и мягкой шляпе.

— Сейчас подойдут русские, — громко говорит он. — Парни среди них разные. Есть и такие, кто не хочет возвращаться на Родину. Понять их можно: там им придется отвечать за то, что воевали на стороне немцев. Но это не наше дело: пусть с ними разбираются дома. Наше дело — погрузить их на корабли. Во избежание дебоша и несчастных случаев погрузку будем производить так: каждого русского по трапу сопровождает наш человек, на палубе сдает старшему помощнику капитана — и все, на этом наша работа заканчивается, так же, как и ответственность за этого парня. Прошу еще раз вдуматься в мои слова и сосредоточить на них все ваше внимание: за русского вы отвечаете до тех пор, пока не сдадите старпому… Сопротивление подавлять силой! Но я полагаю, что сопротивляться им будет трудно, — после паузы добавил он, — последние двадцать миль их специально гнали пешком.

И вот из темноты послышалось шарканье тысяч ног. Оно все ближе, громче, становится зловещим. Но еще более зловеще и неотвратимо жутко накатывается волна других, леденящих кровь звуков: они то замирали, то вспыхивали вновь, то обрывались последним стоном, то хрипло захлебывались воздухом всей вселенной — так тяжко и натружено могли дышать только до предела измученные люди.

Как только голова колонны показалась на освещенной прожекторами площадке, охрана образовала длинный коридор, оставив узкий проход к трапу. Не давая опомниться едва держащимся на ногах людям, охранники хватают их под руки и волокут на корабль. Когда один из пленных рванулся вниз, охранники так припечатали его к стальному корпусу судна, что тот разом сник.

Свист ветра. Клубы пара. Возня у трапа. Дым из труб. Хриплое дыхание. Злобные ругательства.

И вот три судна отошли от пирса. Все шире полоска воды, все дальше от берега корабли.

— Все, кажется, обошлось, — вытирая вспотевший лоб, облегченно вздохнул человек в макинтоше. — Через две недели суда будут в Одессе, а еще через две — здесь, с нашими парнями на борту.

— Неужели в Одессе им выпадут такие же муки, как этим русским? Не думаю, чтобы с нашими парнями обращались так же по-скотски, — мрачно заметил пожилой полицейский.

— Что-о?! — взвился человек в макинтоше. — Что ты хочешь этим сказать?! У меня приказ!

— Вам этого не понять, сэр, — с достоинством ответил полицейский. — Два года назад где-то над Германией был сбит самолет моего сына. Молю Бога, чтобы он остался жив! Но если он жив и его освободили русские, я бы не хотел, чтобы в Одессе оказался такой тип, как вы! Только проклятый небом человек может устраивать для измученных пленом людей двадцатимильные кроссы, а потом, ссылаясь на приказ, загонять их прикладами на «Мортон Бей»!

— Ну, т-ты… Ну, т-ты у меня! Да я т-тебя! — с трясущимися губами начал макинтош.

И вдруг раздался длинный, пронзительный звонок!

— Да, — схватил трубку человек в макинтоше. — Не слышу. Переключите на громкую связь!

— Говорит капитан «Ричмонда», — донеслось из динамика. — Беда, сэр! Человек за бортом… Еще один! И еще! — сорвался он на панический крик.

— Что за человек? Ваш матрос?

— Русские, сэр. Они прыгают за борт!

— Я — «Мортон Бей»! — вмешался другой голос. — Человек за бортом… Два человека за бортом! Объявляю тревогу!

— «Хайленд Принцесс»! Я — «Хайленд Принцесс»! Даю команду: «Стоп, машина!» За бортом трое!

Человек в макинтоше схватил бинокль и подбежал к окну. На фоне поднимающегося из-за моря солнца хорошо видны человеческие фигурки, летящие с кораблей в воду.

— О, ч-черт! — саданул он кулаком по стене. — Они меня провели! — зло прищурился он, слизывая кровь с костяшек пальцев. — Но корабли придут вовремя! — схватил он трубку радиотелефона.

Макинтош полетел на стул, шляпа — на пол!

— Внимание, капитанам! — холодно приказал человек в полковничьем мундире. — Никаких тревог! Никаких остановок! Машинам: «Полный вперед!»

Когда корабли скрылись за горизонтом, полковник рухнул в кресло и, не обращая внимания на гневные лица окружающих, пробормотал:

— Приказ выполнен. Семь тысяч русских погружены. Что дальше, не мое дело… Они сами выбрали свою судьбу.

ЛОНДОН. Министерство иностранных дел. Кабинет Энтони Идена. 1 марта 1945 г.

За столом, кроме Идена, постоянный секретарь министерства иностранных дел Александр Кадоган и секретарь Британского Кабинета Эдвард Бриджес.

— Не кажется ли вам, джентльмены, — спрашивает Иден, — что ялтинское солнце постепенно окутывается лондонским туманом?

— Туман приходит и уходит, а солнце вечно, — заметил Кадоган.

— И даже если время от времени на нем появляются пятна, все равно оно — солнце, — несколько патетично добавил Бриджес.

— Мне бы очень хотелось разделить ваши восторги, но, боюсь, для того чтобы разглядеть пятна, уже не надо напрягаться.

— Все зависит от того, что мы хотим увидеть, — усмехнулся Бриджес. — Лет пять назад и Россия, и Сталин были для нас сплошным черным пятном, а теперь, особенно после Крыма, я уверен в дружелюбии наших союзников. Они искренне желают нам добра и хотят поддерживать дружеские отношения. Не сомневаюсь, что они хотят сотрудничать с нами и после войны.

— Как хотите, джентльмены, но Сталин — это великий человек! — воскликнул Кадоган. — Еще в Ялте я сказал, что он производит хорошее впечатление, особенно на фоне — вы уж меня простите — двух других прокисших государственных чиновников.

— Только не при мне! — шутливо поднял руки Иден. — Что угодно, но такие намеки — не при мне!

— Эти намеки всем понятны, — серьезно заявил Бриджес, — но вот ваши, господин Иден, лично я понять не могу. О каком тумане речь? Ведь еще 19 февраля на заседании Кабинета Черчилль сказал: он серьезно полагает, что русские искренне стремятся к гармоничному сотрудничеству с двумя англоязычными демократиями. Тогда же он громогласно провозгласил и то, что Сталин — это человек огромной силы, к которому он питает полное доверие.

— А его телеграмма, — подхватил Кадоган. — Вот она, на первых полосах всех газет, — схватил он «Таймс». — «Молю Бога, чтобы Вы могли как можно дольше управлять судьбой Вашей страны, которая обрела подлинное величие под Вашим руководством».

— Сдаюсь, джентльмены, сдаюсь, — снова поднял руки Иден. — Будем считать, что… у русских на этот счет есть хорошая пословица: «Царь хорош, бояре плохи». Будем считать, что дело в боярах. А дело серьезное! — совсем другим тоном продолжал он. — Более чем серьезное. Речь идет о наших пленных, вернее, о невыполнении советским правительством Ялтинского соглашения, касающегося наших пленных. Британские представители по-прежнему не получают никаких сведений об английских военнопленных, освобожденных Красной Армией в Польше. Ни английским, ни американским офицерам, ни служащим посольств не разрешается видеться с военнопленными и принимать меры для их репатриации.