Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты - Александр Ли

Подобная толерантность часто находила выражение в визуальных искусствах. При жизни Саломоне ди Бонавентуры и Филиппо Липпи в тосканских церквах часто хранились произведения искусства, которые не только доказывали сходство между иудаизмом и христианством, но еще и демонстрировали культурное влияние социальной и легальной интеграфии. Особый интерес представляют изображения Сретения Девы Марии и Сретения Господня. Этот эпизод библейской истории важен в двух отношениях. Во-первых, он связан с чисто иудейским ритуалом. В отличие от христианских традиций все еврейские женщины должны были в течение 40 дней после родов вместе с ребенком прийти в храм, чтобы очиститься в глазах бога. Чтобы исполнить свой долг истинной иудейки, Мария принесла младенца Иисуса в храм. И это очень важный момент в жизни Христа. В глазах христиан, например Иакова Ворагинского, введение младенца в храм символизирует смирение Богоматери перед богом, исполнение Христом Ветхого Завета и начало христианской драмы очищения, которое и знаменуется Сретением.20 Художники эпохи Ренессанса двойственно трактовали эту историю. Она давала возможность подчеркнуть роль Христа в соединении евреев и христиан и продемонстрировать уважение и чуткость к нормам еврейской культуры. Христианские художники стремились подчеркнуть «иудейский» характер драмы. Удивительно похожи друг на друга картины Амброджо Лоренцетти (1342) [ил. 35] и Джованни ди Паоло (1447–1449). Обе они были написаны в Сиене, но одна ныне хранится в галерее Уффици во Флоренции, а вторая в Национальной пинакотеке Сиены. Оба художника окружили Деву с младенцем ключевыми фигурами иудейской истории и религии. В центре мы видим первосвященника в характерном одеянии. Он готовит жертвоприношение. Над Марией высится статуя Моисея (он же изображен и слева от нее). Моисей держит в руках скрижали Ветхого Завета; над Христом мы видим статую Иисуса Навина, освободителя еврейского народа. Слева от Христа – Малахия, который держит свиток, где написано, что Иисус – обетованный Сын Божий. Лицу Марии художник придал характерные еврейские черты и показал их исключительно точно. На картине Лоренцетти Мария одета в богато расшитое платье в восточном стиле. На ней покрывало, напоминающее иудейский талис. А самая важная деталь – Лоренцетти изображает на Деве Марии серьги. В то время христианки редко носили серьги, и этот знак явно показывает принадлежность женщины к еврейской общине, соблюдение ею иудейского закона.21 И одновременно мы понимаем, что эта женщина привела в мир христианского мессию. Таким образом, иудаизм и христианство сплетаются вместе в визуальной демонстрации толерантности и принятия.

Ярость Бернардино

Несмотря на признание общих корней иудаизма и христианства, антисемитизм в эпоху Ренессанса носил религиозный характер. Служителям церкви, таким, как Филиппо Липпи, было недостаточно того, что христианство выросло из иудаизма: евреи всегда были другими. Даже сама близость двух вероисповеданий подчеркивала, что евреи всегда останутся «другими». Хотя евреи свидетельствовали истину явления Христа, но они отказались принять его как мессию, посланную для исполнения Ветхого Завета, и это отдаляло их от христианской веры. Отъявленный антисемит Сан-Бернардино Сиенский и его последователи среди францисканцев самого строгого толка постоянно проповедовали ненависть с кафедры флорентийского собора.22 Как бы ни близок был иудаизм христианству, эта вера всегда останется низшей, ложной и даже еретической, поскольку она отрицает божественность Христа. Это пятно никогда не смыть. Метафора нечистого знака присутствует даже в тех произведениях искусства (например, на картине Лоренцетти), которые пытались показать иудаизм в «позитивном» свете. Хотя смысл алтарного образа Лоренцетти заключается в том, что Христа принесли в храм, чтобы исполнить Ветхий Завет, данный евреям Моисеем, явно еврейская внешность Марии отдаляет ее от собственного сына – ей нужно очиститься от «пятна» своего иудейского происхождения.

Для христиан, подобных Филиппо Липпи, «проблема» евреев заключалась не только в том, что они отрицали божественность Иисуса. Главное было в том, что они несли ответственность за мучения и казнь Христа. Каждую Пасху христиане вспоминали и переживали драму Страстей Господних, и центральным ее элементом было предательство Иуды и несправедливое осуждение Христа синедрионом. Поскольку именно неверующие евреи мучили и убили Сына Божьего в древности, христиане эпохи Ренессанса были совершенно уверены в том, что живущие рядом с ними евреи, которые отказались принять Иисуса как Христа, несут на себе вину за Его страдания.

И все же идея о том, что иудаизм – это источник еретической лжи, а евреи отвечают за вину своих предков, была отнюдь не абстрактной. Само существование еврейской «ошибки» считалось смертоносной угрозой христианской вере. И эта идея стала основой для более активной формы религиозной ненависти. В глазах современных служителей церкви иудаизм был заразой, которая может легко и быстро распространиться по христианскому миру. Даже если влияние евреев в сфере финансов, культуры и медицины делало их в определенном смысле «необходимым злом», сопоставимым с ролью проституток, то их присутствие в христианском обществе несло в себе серьезную угрозу цельности веры и могло стать злокачественной опухолью на социальном теле.23 Именно такие мысли роились в умах неизвестных «врагов» Саломоне ди Бонавентуры в годы, предшествующие его осуждению.

Вдохновленные пламенными антисемитскими проповедями Сан-Бернардино и его последователей флорентийские гуманисты начала XV в. полагали, что на них возложена святая обязанность найти интеллектуальное «лекарство» для лечения еврейской «заразы». Эти люди не стеснялись занимать деньги, учиться и лечиться у евреев Флоренции, но в то же время посвящали свою жизнь раскрытию и истреблению лживой иудейской веры. Даже те христианские гуманисты, которые много сил потратили на изучение древнееврейского языка и интересовались каббалой, чтобы использовать самые изощренные элементы иудейской философии в собственных трудах, получив арсенал знаний, необходимых для критики иудаизма, делали это и с целью обращения евреев в христианство, и для преследования тех, кто не хотел расставаться с верой предков. В 1454 г. – в том самом году, когда флорентийская Синьория позволила евреям принимать участие в празднике карнавала, – Джаноццо Манетти написал трактат «Против иудеев и язычников» (Contra ludeos et Gentes), в котором беззастенчиво попытался использовать свое знание библии для критики основ иудейской философии и склонения евреев Флоренции к обращению в христианство.24 Позже Марсилио Фичино использовал Талмуд, «Седер олам» и ряд комментариев по иудейской теологии в своем трактате «О христианской религии» (De religione Christiana). Но, как и Манетти, он сделал это для того, чтобы поразить евреев их же оружием. Хотя трактат был весьма аргументирован, в то же время он был в высшей степени оскорбительным. У читателя не оставалось сомнений в том, что Фичино считает иудаизм религией греховной и полагает, что иудейскую веру необходимо искоренить во имя торжества христианской истины. По его утверждению, евреи не заслуживают прощения за свою «ересь» и не могут рассчитывать на милосердие – ни со стороны бога, ни со стороны людей. По Моисееву завету они получили предсказание, которое явился исполнить Христос. Из слов собственных пророков они знали, что Он явится. А знаки, явленные после Его рождения, явственно показали им волю Господа.