Большое Сердце - Жан-Кристоф Руфен

Когда я пошел на поправку, они посоветовали мне ехать в Бокер, где у могущественного ордена кордельеров была обитель, обнесенная высокой стеной, откуда никто не посмеет вытащить меня силой. Я отправился, как только стемнело, после вечерни. Возвращавшиеся с ярмарки монахи заверили меня, что путь до самой реки свободен.

К ночи я добрался до реки. Почти полная луна освещала дорогу. Вместо того чтобы свернуть вправо, к Бокеру, я рассудил, что разумно будет доехать до маленького речного порта, где стоят барки, перевозящие соль. В этом районе многие из них принадлежали мне. Моряки – люди верные, и если бы мне удалось найти среди них какого-нибудь знакомого…

Я осторожно приблизился к группе людей на пристани. Свет неярких фонарей отражался в реке, в воздухе гремел чей-то голос. Вдруг слева от меня раздался крик. Меня громко окликнул какой-то мужчина:

– А ну-ка подойди!

Только тут я заметил солдат, расположившихся под деревянным навесом. Они сидели вокруг огня, а неподалеку, в круге света можно было видеть стреноженных лошадей.

Я тотчас повернул назад и поскакал на юг. Серый конь за время моей болезни набрался сил, а в последние дни я не слишком его перегружал. Он понесся во весь опор. Света, хоть и слабого, было достаточно, чтобы без опаски перейти на галоп. Примерно через час я остановил коня, потом отошел чуть в сторону и затаился во тьме, вслушиваясь. Все было тихо. Я решил, что патруль не стал гнаться за мной. Должно быть, им велели охранять определенный отрезок реки, откуда они не должны были удаляться. Я вновь пустил коня вскачь, но уже не так быстро. За несколько часов до рассвета я увидел вдали стены Бокера. Я прилег на поляне, а с первыми лучами солнца был у врат монастыря. Поприветствовав заспанного стражника, я поднялся к монастырю. Привратник вышел ко мне, я сказал, что хотел бы повидать аббата. Мы с ним были знакомы: я часто бывал на бокерских ярмарках и делал монастырю немалые пожертвования.

Отец Ансельм заверил, что они готовы оказать мне гостеприимство, и велел проводить меня в келью. Позже, днем, у нас состоялась долгая беседа. Орден кордельеров был богат, так что я мог погостить в монастыре. Но он предупредил меня, что, может статься, мне не удастся выйти. Город был наводнен солдатами, они контролировали все входы и выходы. Им, наверное, уже сообщили о происшествии на берегу. Если аббату зададут вопрос, то он, даже встав на мою защиту, не сможет от них скрыть, что я был в монастыре.

И действительно, на следующий день вооруженные люди явились в монастырь, чтобы справиться, здесь ли я. Итак, я был цел и невредим, но вновь попал в заточение. Из окошка своей кельи я видел реку и, совсем близко, берег Прованса, где я мог жить как свободный человек. Кто знает, смогу ли я когда-нибудь попасть туда?.. Король, осуществляя свой план мести, придумал для меня новое испытание.

* * *

Атмосфера в бокерском монастыре ордена кордельеров вскоре стала довольно странной. Теперь, когда мои преследователи точно установили, где я, им не нужно было дробить силы, они могли сконцентрировать их вокруг моего логова. Сам город отныне находился под неусыпным наблюдением. У всех городских ворот обычная стража была удвоена вооруженными людьми, которым было поручено искать именно меня. Агенты бродили по рынкам и улицам. Но уже и в самом монастыре повеяло опасностью. Отец Ансельм был почтенного возраста, и мне вскоре стало очевидно: от него мало что зависит. Монахи сбивались в тайные кружки, явно намереваясь сместить аббата. Я чувствовал, что большинство их относится ко мне враждебно, считая мое присутствие в монастыре ошибкой, а быть может, и изменой. Многие монахи пришли в эти края из Лангедока, где мне долгое время было поручено собирать налоги. Это неблагодарное дело компенсировалось теми благодеяниями, которые я совершал в этом районе. Но, перенеся в последние годы нашу активность ближе к Марселю и Провансу, я прогневал жителей Монпелье и всего края, так что на моем процессе среди обвинителей было много уроженцев Лангедока. Нет сомнений, что некоторые монахи были на стороне моих врагов или, во всяком случае, относились к ним с симпатией.

Этой зимой в южных краях под сводами монастыря поселился холод, усиливавшийся северным ветром, который не стихал по нескольку дней. Мало кто из монахов заговаривал со мной. Я видел тени, спешащие затеряться в ледяных коридорах. С большим трудом мне удалось если не подружиться, то хотя бы завязать хоть какое-то общение с тремя или четырьмя самыми неприметными представителями братства: с помощником повара, жуткого вида косоглазым послушником, садовником. Это мало скрашивало мои дни, зато помогало быть в курсе происходящего в монастыре и общаться с внешним миром.

Атмосфера была тяжкой, я не мог не понимать этого. Для меня все было непроницаемым, таинственным. Я многое узнал с тех пор и теперь могу восстановить то, что происходило за стенами бокерского монастыря, но тогда мне были доступны лишь фрагменты общей картины.

Там, за пределами Бокера, мои враги дошли до крайностей. Действительно, без ведома аббата, который уже не следил за своей паствой, в монастырь заявились два новых брата, чтобы увеличить и без того достаточное количество монахов. Позднее я узнал, что привратнику они представились братьями, идущими в Рим по зову папы. Меня после смерти Масэ считали клириком, я в этом качестве вместе с монахами принимал участие во всех службах. Я не сразу заметил вновь прибывших. Совершенно случайно во время повечерия я встретился взглядом с одним из них. Монахи обращали на меня внимание в редких, можно сказать, исключительных случаях. Обычно меня демонстративно игнорировали. Но этот монах, похоже, следил за мной. Рядом с ним был другой, в грубошерстной казуле, он пробудил во мне любопытство своей выправкой и шириной плеч. Он выглядел как наемник, отказавшийся от вольной жизни, и складки казулы явно создавали ему неудобства. И тот и другой были не в состоянии петь псалмы, хоть и раскрывали рот, притворяясь, что поют.

Когда я расспросил подручного повара о том, кто эти люди, сомнений не осталось. Они были такие же монахи, как и я, и прибыли в монастырь с единственной целью: шпионить за мной. В ту пору я решил, что это люди, посланные королем, но о том, кто они на самом деле, я узнал гораздо позже.

Сначала казалось, что им поручено только следить за мной. Мои гонители, должно быть, опасались, что, несмотря на обилие вооруженных наемников, дежуривших во всех портах, мне удастся ускользнуть. Псевдомонахи убедились, что я присутствую на всех службах и трапезах. Мало-помалу у меня возникло отчетливое впечатление, что они пытаются приблизиться ко мне. Возможно, они готовили похищение, но я в это не верил, так как защита кордельеров Бокера кое-чего стоила, а нарушение привилегии с большой вероятностью вызвало бы недовольство всей Церкви и самого папы. Зато я не мог исключить, что они попытаются убить меня, например подсыпать яд или нанести мне удар кинжалом, замаскировав это под несчастный случай или ссору с каким-нибудь бродягой.

Что касалось отравы, то мой приятель на кухне следил за пищей. Я ел только то, что было предназначено всем, стараясь не приступать к блюду первым. Чтобы избежать иного покушения на мою жизнь, я, перемещаясь по монастырю, все время держался в группе. Однажды я замешкался и, направляясь в капеллу к заутрене, должен был в одиночку пройти по коридорам. Метнувшаяся за колонной тень выдала присутствие подозрительного лица. Я помчался назад и укрылся в шоффуаре[41], закрыв за собой двери на задвижку. С той стороны двое, запыхавшись, тщетно попытались высадить дверь. Потом я услышал удаляющиеся шаги. Я просидел один до окончания службы и отворил двери лишь монаху, ведавшему библиотекой. Аббату доложили об этом инциденте, и он призвал меня к себе. Минуту поколебавшись, не стоит ли рассказать ему о том, что мне угрожает, я выложил ему какую-то отговорку. Все равно он бы мне не поверил, к тому же, зная гордость престарелого аббата, я побоялся, что он сочтет мои опасения оскорбительными для своего гостеприимства. Пусть он не мог защитить меня, но он, по крайней мере, предоставил мне убежище, и я не хотел рисковать его добрым расположением. Но пока я в монастырских стенах прикидывал, что мне угрожает, за его пределами разворачивались крупные события, о которых я понятия не имел.