Как любить животных в мире, который создал человек - Генри Манс

Наш прогресс кажется движением в одном направлении – по крайней мере, так было до появления коронавируса.

Шаткость нашего положения сложно признать, если ты десятилетиями наслаждаешься дешевыми товарами, новыми технологиями и относительной политической стабильностью. Изменения климата больнее ударят по людям в небогатых странах, но и там могут счесть, что проще с ними смириться. Согласно данным YouGov, в Индии 70 % опрошенных считают, что климатические изменения окажут большое воздействие на их жизнь. В Британии, Германии и Скандинавии таких 20 %. В США и Европе гораздо реже, чем в Азии, верят в то, что эти изменения станут искрой, которая разожжет новую мировую войну или приведет к вымиранию человечества.

Изменения климата и потеря биоразнообразия – два всеобъемлющих кризиса нашего времени. Они подпитывают друг друга: если леса и луга в безопасности, они дают место дикой жизни и запасают углерод. Если они разрушены, фауна переживает удар, а углерод выделяется обратно в атмосферу, ускоряя процессы потепления, и ведет к гибели других лесов. Нетронутые экосистемы хранят много углерода. Было обнаружено, что лесные слоны усиливают поглощение углерода африканскими лесами, так как вытаптывают тонкие деревца и дают расти более крупным и твердым породам дерева. Без них биомасса лесов сократилась бы на 7 %. Команда под руководством эколога Фабио Берцаги оценила вклад слонов в запасание углерода в $43 млрд. Разрушение Амазонии тем временем подходит к точке коллапса дождевых лесов: их станет недостаточно, чтобы вызывать осадки, от которых зависят другие деревья. Бассейн Амазонки может начать выделять углерод, а не хранить его, и из леса превратиться в саванну. Это преобразование унесло бы с собой животную жизнь и изменило климат на планете.

Власти любят заниматься посадкой деревьев. Я и сам принимаю в этих проектах участие – это столь же хорошо для моего морального духа, сколь плохо для позвоночника. Но нам необходимо реалистично воспринимать действенность этих мер. Новые леса – это не то же самое, что старые, уже сложившиеся, со многими видами деревьев. Они менее устойчивы к изменениям климата и лесным пожарам. Китайская поговорка гласит, что лучшее время посадить дерево было двадцать лет назад, а после этого – сейчас. Что ж, лучшее время не вырубать тропические леса было двадцать лет назад, но можно начать и сегодня.

Многие наши моральные дилеммы по поводу животных возникают потому, что мы с ними находимся в совершенно разной ситуации: мы можем разводить их на фермах, охотиться на них, сажать в зоопарки. Однако в долгосрочной перспективе из-за изменений климата и биоразнообразия мы с ними в одной лодке. И то и другое очень плохо для нас и очень плохо для дикой природы.

Наши дети уже не могут расти в иллюзии, будто вымирания не происходит и где-то далеко животные есть. Они осознают, что животных истребляют и взрослые оставляют им слишком мало времени, чтобы спасти всех. Они унаследуют не ту планету, что мы с вами. Им останется только воображать, каково было с благоговением смотреть на коралловые рифы и дождевые леса, как это делали мы. Может быть, их утраты будут разбавлены новыми открытиями – каждый год получают названия до пятнадцати тысяч новых видов, и во многих СМИ их приветствуют заголовками вроде «В Западных Гатах в Индии открыт новый таинственный вид лягушек». Но в основном, я думаю, потери можно будет уменьшить только действием.

Защищать природу очень сложно на практике, но в теории все просто. Майкл Суле, отец биологии охраны природы, умерший в 2020 году, говорил, что, даже если бы не выходили новые научные статьи, люди все равно знали бы, что делать. Надо защищать естественные места обитания и – во вторую очередь – вводить недостающие виды и решать вопрос загрязнений. Еще необходимо резко сократить выбросы углерода.

Питер Соройе, изучавший воздействие тепла на пчел, – один из тех, кто пытается сохранять оптимизм. На своем сайте он пишет: «Я люблю называть себя биологом охраны природы, и мне хочется думать, что когда-нибудь мы, люди, возьмемся за ум и я смогу называть себя как-нибудь иначе». Биолог Терри Хьюз, специалист по Большому Барьерному рифу, видит следующие несколько десятилетий как «климатическое наказание шпицрутенами» – период сильного риска, который тем не менее можно преодолеть. Может быть, не всегда будет так сложно отдавать должное другим видам. Может быть, это просто вызов, который выпал нашим поколениям.

Одна из немногих хороших новостей – урбанизация. По прогнозам, численность сельского населения с 2020 по 2050 год должна сократиться с 3,4 до 3,1 млрд. Это может дать нам больше возможностей отдать природе часть мира даже при необходимости прокормить больше людей.

Оценивая, находится ли какой-то вид под угрозой вымирания, биологи смотрят, растет или падает его популяция и насколько широко он распространен в мире. Люди по этим параметрам оказались бы в категории «вызывающих наименьшие опасения»: наша популяция увеличивается во всех уголках планеты. Но это обманчиво. Вымирание человечества не такая уж нелепая мысль. В 1947 году организация «Бюллетень ученых-атомщиков» попыталась показать, как близко созданные нами технологии подвели нас к уничтожению мира, и придумала для этого Часы Судного дня. В начале 1980-х, когда я родился, на них было без четырех минут полночь. К 2020 году ученые уменьшили оставшееся время до сотни секунд. Мы начинаем понимать многочисленные экзистенциальные угрозы: изменение климата, выход искусственного интеллекта из-под контроля, возможность ядерной и биологической войны. Тоби Орд, философ из Оксфордского университета, считает, что вероятность вымирания человечества выросла от одного к ста в ХХ веке до одного к шести сейчас. Мы играем в русскую рулетку с собственным видом.

Шахтеры, добывающие уголь, когда-то определяли присутствие невидимых, но опасных для жизни газов с помощью канареек. Теперь такими «канарейками» стали тысячи – десятки тысяч – видов. Они могут заставить нас признать нашу общую уязвимость, показать, что мы тоже животные, мы эволюционировали для одной среды, а теперь нас швыряет в другую. Мы плывем с другими видами на одном судне. Оно может оказаться «Титаником». А может и не оказаться. Может столкнуться с (тающим) айсбергом, а может и не столкнуться. Но давайте на всякий случай слегка убавим ход.

Как мы встречаем возможную катастрофу? Как мы осмысливаем тот факт, что нам еще очень многое предстоит сделать для сокращения человеческого следа? Эти размышления выматывают. Сьюзи запретила мне начинать разговоры за ужином с новых температурных рекордов в Арктике. Я трачу немыслимо много сил на утилизацию пластмассовых горшков, влияние которых на мой экологический след ничтожно. Иногда я впадаю в крайнее самоограничение и не открываю банку пива за