Антихрист - Питер Джеймс

Затем он уехал.

Сьюзан закрыла входную дверь и повернулась к Джону. Она начала говорить тихо, но чем дальше, тем больше повышала голос:

– Ты знал об этом. Ты же с ними заодно, верно?

– С кем заодно?

– Это часть сделки, о которой ты мне не сказал? Не ври мне, Джон.

– Сьюзан!

– Не ври мне.

Джон всплеснул руками:

– Я тебе не вру. Я знать не знаю, о чем ты говоришь.

– Еще как знаешь. Это ведь был ваш план, разве нет? Ты собираешься отдать моего ребенка мистеру Сароцини, чтобы он принес его в жертву – он и Ванроу. Ты с ними заодно.

Джон попробовал обнять ее, но она отшатнулась, прижалась спиной к стене и закричала:

– Не подходи ко мне!

Джон остался на месте.

– Сьюзан, это все Фергюс Донлеви тебе напел. Говорю тебе, он тронулся – иначе б не упился до смерти. У него был нервный срыв или какое-то потрясение. Мне жаль, что он умер, мне он нравился. Но то, что он тебе сказал в понедельник, ни в какие ворота не лезет.

Сьюзан холодно смотрела на Джона.

– Нет, все не так. Фергюс пытался предупредить меня о мистере Сароцини и Ванроу, и поэтому они убили его. И еще я думаю, что они убили и Харви Эддисона, и этого твоего композитора, Зака Данцигера.

Джон в отчаянии развел руками:

– Перестань! Какое Харви-то имеет к этому отношение?

– Это ты мне скажи! – закричала она. – Ты мне объясни, как над спальней моего ребенка оказался человеческий палец, откуда там появились все эти рисунки! Это что, тоже совпадение?

Джон прошел в кухню, сел там на стул и обхватил голову руками. Сьюзан встала в дверях, белая, как привидение.

– Сьюзан, ты сама выбрала комнату, – сказал Джон. – У нас четыре спальни для гостей. Ты выбрала эту.

После секундного молчания Сьюзан спросила:

– Почему ты отказываешься в это верить? Или ты говоришь мне неправду?

– Не надо так со мной, дорогая. – Голос у Джона дрожал. – Я люблю тебя, больше всего на свете.

– Ты не любишь моего ребенка, – отозвалась Сьюзан. – Если бы ты по-настоящему любил меня, ты бы любил моего ребенка. Ты или лжешь мне, или ты идиот, слепой идиот.

Джон резко поднялся. Стул отлетел назад и упал на пол. Не говоря больше ни слова, он пронесся мимо нее, снял пальто с вешалки и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Сьюзан села, положила руки на живот, обняв Малыша, и почувствовала, как ребенок ласкается к ней в ответ. Она прошептала:

– Ничего. Все не важно. Я люблю тебя, это самое главное. Ты и я, мы любим друг друга. Да? Я не дам тебя в обиду. Я никому тебя не отдам. И я выясню правду. Я выясню, что здесь, черт возьми, происходит. Но прежде всего я сделаю так, чтобы с тобой ничего не случилось.

Она услышала, как уехала машина Джона.

Потом сняла трубку беспроводного телефона и набрала номер. Через несколько секунд она спросила:

– Простите, вы можете подсказать мне номер стола предварительного заказа билетов «Бритиш эруэйз»?

– Ноль, – сказал Арчи.

– Вообще ничего? – Джон бросил спортивную сумку на скамью в раздевалке. Он не очень хотел играть сегодня, но думал, что физическая нагрузка улучшит его состояние – прочистит мозги и хоть немного ослабит напряжение, стягивающее ему спину уже в течение нескольких дней.

Арчи снял пиджак.

– Как Сьюзан?

Джон беззвучно вздохнул.

– Нормально. Как Пайла?

Арчи состроил гримасу и начал расстегивать рубашку.

– Она сумасшедшая. Прошлой ночью чуть не откусила мне сосок. Видишь? Вот отсюда кровь шла.

Даже в лучшие времена тело Арчи не представляло собой приятного зрелища, а уж с запекшимся следом от укуса – и подавно. И все равно, решил Джон, лучше пусть дикая испанская красавица отгрызет сосок, чем вообще не заниматься сексом.

А он сексом не занимался, и при этом ему приходилось лежать каждую ночь рядом с женой, беременной чужим ребенком да еще свихнувшейся на почве того, что ее ребенка собираются принести в жертву. Ничто из того, что он говорил, не могло ее успокоить, и, как он ни крепился, все это его порядком достало.

Он связался с предыдущими хозяевами дома, архитектором на пенсии и его женой – они уехали в Австралию к детям, эмигрировавшим туда еще раньше. Он говорил и с мужем и с женой, и оба они вроде бы были нормальными, разумными людьми. Конечно, нельзя быть ни в ком до конца уверенным, но, насколько Джон мог судить, известие о рисунках на чердаке и отрезанном пальце оказалось для них полной неожиданностью.

Они указали на то, что дом стоял пустым почти год, прежде чем был куплен Джоном и Сьюзан. Вполне возможно, что в какой-то период времени его занимали незаконные жильцы – скваттеры. Но Сьюзан не поверила в эту версию. Она была убеждена, что эти символы являются доказательством тому, что Фергюс Донлеви говорил ей правду.

Лучше бы Фергюс молчал. У Сьюзан от его признаний крыша поехала, а тут еще эти символы… Она и до его смерти – а она ее очень тяжело пережила – уже была не в своей тарелке, а эти рисунки стали последней каплей.

Да и, правду сказать, у него самого от них мурашки по спине бежали. Качество рисунков было невероятным: кто-то очень хорошо потрудился, чтобы сделать и спрятать их. И не меньших усилий требовало устройство тайника для этого жуткого пальца. Версия со скваттерами, конечно, имела смысл до определенной степени, но, как бы он ни хотел выбросить из головы другую версию – что мистер Сароцини и Майлз Ванроу занимаются черной магией, – над ним довлела смерть Зака Данцигера, Харви Эддисона и Фергюса Донлеви. Это могло оказаться не более чем дикими домыслами Донлеви – но он не был безумцем, он был уважаемым ученым. Кроме того, Джона всегда озадачивала одержимость мистера Сароцини секретностью.

Он попросил Арчи поискать какую-нибудь информацию на Ферн-банк, что-нибудь, что доказало бы Сьюзан и ему самому необоснованность их страхов.

У них были кошмарные выходные. Сьюзан замкнулась в себе. Она боялась находиться в доме из-за символов и не меньше боялась выходить на улицу. Он множество раз спрашивал себя, что бы он выбрал, если бы мог повернуть время вспять. На что была бы похожа их жизнь, если бы они отказались от предложения мистера Сароцини? И будут ли они любить друг друга как прежде, когда все это кончится? Или уже поздно, потому что он, или Сьюзан, или они оба изменились навсегда?

Это безумие. «Диджитрак» процветал, однако ему было трудно сосредоточиться на работе и сохранить мотивацию. Все деньги, которые текли к нему, ничего уже не значили. Со счетом был полный порядок, Клэйк был омерзительно любезен, когда им доводилось разговаривать друг с другом, и даже как-то спросил, не желают ли они посетить Уимблдонский турнир в этом году в качестве гостей банка.