25 главных разведчиков России - Леонид Млечин

Валентин Зорин:

– Были мы молодые, были мы уверенные в себе. Основные черты характера были заложены тогда, что и привело к изгнанию Примакова из системы иновещания. Он стал неугоден сектору радиовещания идеологического отдела ЦК КПСС, потому что отстаивал то, что считал правильным, а не делал то, что ему говорили. Так что жизнь далеко не всегда ему улыбалась.

– Примаков всегда умел ладить с начальством. А что тогда произошло?

– Это тоже миф, что Примаков подходит под каждое руководство. Он подошел тому руководству, которое взялось за серьезную ломку старого. Ему не нужно подстраиваться ради карьеры. Он может отстаивать только то, во что он сам верит. Его карьера на радио была сломана после выступления на партсобрании, когда кураторы из ЦК решили, что человек с такими взглядами не может занимать пост в Госкомитете по телевидению и радиовещанию…

«Я весьма осязаемо почувствовал скверное отношение ко мне заведующего сектором ЦК, – пишет Примаков. – Может быть, ему не понравилось мое выступление на партсобрании, может быть, были какие-то другие причины, но я фактически оказался “невыездным”. “Рубили” даже туристические поездки.

Тогда же была запущена легенда о моем происхождении. Мне даже приписали фамилию Киршенблат. Позднее я узнал, что в других “файлах” мне приписывают фамилию Финкельштейн – тут уж вообще разведешь руками, непонятно откуда».

Примаков фактически лишился работы. И вот счастливый случай. Валентин Зорин позвонил своему однокашнику – Николаю Николаевичу Иноземцеву. Он был тогда заместителем главного редактора газеты «Правда» и занимался как раз международным разделом.

Зорин сказал ему:

– У нас есть талантливый парень, остался без работы.

– Приводи, – ответил Иноземцев. – Только попозже, когда я полосы подпишу.

Полосы в «Правде» в те времена подписывались часов в двенадцать ночи. Зорин и Примаков приехали в редакцию в полночь. Просидели до двух часов ночи. Примаков понравился Иноземцеву. Николай Николаевич сказал:

– Я вас беру. Но поскольку вас заставили уйти с радио люди из отдела пропаганды, то сразу принять на работу в «Правду» я не в состоянии. В агитпропе прицепятся и помешают. Вам надо несколько месяцев где-то пересидеть.

– Где?

– В Институте мировой экономики и международных отношений, – придумал Иноземцев. – Вы же кандидат наук. Я позвоню директору и договорюсь.

Иноземцев пришел в «Правду» с должности заместителя директора этого института. Но еще не знал, что через несколько лет сам вернется в институт уже директором, и это будут его звездные годы.

Заодно Иноземцев вызвал заведующего отделом кадров «Правды»:

– Запросите соответствующие органы о возможности использовать Примакова в качестве нашего собственного корреспондента в одной из капстран.

Такой запрос отправлялся в отдел ЦК КПСС по работе с заграничными кадрами и выездам за границу. Этот отдел решал, кому можно ездить, а кому нельзя. На каждого выезжающего, кроме высших чиновников государства, отдел ЦК в свою очередь посылал запрос в Комитет госбезопасности.

– Все, – твердо сказал Иноземцев, – ты идешь на три месяца научным сотрудником к Арзуманяну. За это время ты перейдешь из ведения агитпропа ЦК в отдел науки, и я беру тебя в «Правду».

Таковы были номенклатурные правила. Взять изгнанного напрямую не рисковал даже заместитель главного редактора «Правды»…

Иноземцев сдержал слово. В сентябре 1962 года Примакова приняли в Институт мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР на должность старшего научного сотрудника только что созданного сектора экономики и политики слаборазвитых стран. Сектор был идеологизирован, не столько изучал, сколько проповедовал принятые тогда нелепые догмы. Ничего из того, что писали сотрудники сектора, не имело ни малейшего отношения к реальности… Когда выяснилось, что у КГБ нет претензий к Примакову и он является «выездным», то в декабре того же года его оформили в центральный орган ЦК КПСС – газету «Правда».

Примаков за эти несколько месяцев не успел вжиться в институтские дела. Он тогда не представлял, что эта временная пересадочная станция станет большим куском его судьбы и что он многие годы будет связан с Николаем Иноземцевым, который отправит его работать корреспондентом на Ближний Восток, потом возьмет к себе в институт и вообще сыграет в его жизни важнейшую роль.

В декабре 1962 года Евгений Примаков приступил к работе в «Правде» сначала обозревателем, а вскоре – заместителем редактора отдела стран Азии и Африки. В его отделе трудились всего четыре-пять человек, чуть меньше, чем насчитывалось корреспондентов за рубежом. Поработав несколько лет за границей, корреспондент возвращался в редакцию, а на его место отправлялся кто-то из сотрудников отдела.

Когда Примаков в 1965 году приехал в Египет, Арабский Восток бурлил. Этот мир был как кипящая лава, благодатный материал для журналиста. Освободившись от чужой власти, арабский мир все никак не мог оформиться. Государства соединялись и раскалывались. Арабские политики в результате кровавых переворотов свергали предшественников, с которыми только что обнимались, и новые люди появлялись у власти. Они ненавидели друг друга и время от времени воевали между собой. Смена лидера, как правило, влекла за собой резкую перемену политического курса. Арабский мир не мог решить, каким путем ему идти. Консервативные режимы тянулись к богатому Западу, к Соединенным Штатам в первую очередь. Молодые и радикально настроенные лидеры, напротив, искали помощи у Советского Союза. Во-первых, они не хотели иметь дело с западными странами, бывшими колонизаторами. Во-вторых, со стороны социалистическая система казалась им более справедливой. В-третьих, Советский Союз был готов помогать им на безвозмездной основе и снабжать оружием.

Приехав в Каир, Примаков погрузился в этот бурлящий мир, где традиционная восточная экзотика смешивалась с еще более экзотической политикой.

Президентом Египта был самый знаменитый в те годы ближневосточный политик Гамаль Абд-аль Насер, о котором Примаков будет много и часто писать – с симпатией и уважением. Насер был главным партнером и любимцем Советского Союза на Ближнем Востоке. Он пытался построить арабский социализм, и этим был более чем важен для Москвы.

Советская печать получила указание масштабно поддержать арабские страны и разоблачать преступления Израиля. После Шестидневной войны 1967 года в советском обществе появилась когорта людей, которые жизнь посвятили борьбе с мировым сионизмом, понимая под этим борьбу с евреями. Среди них были как истинные фанатики, так и просто зарабатывающие себе этим на жизнь, благо платежеспособный спрос все увеличивался – в газетах, журналах, на радио и телевидении. Даже в антиамериканской пропаганде соблюдались определенные правила, накануне встреч на высшем уровне она вообще затухала. И только накал антиизраильской и антисионистской пропаганды никогда не спадал…

Примаков видел триумфальные выступления Насера перед египтянами, которые восторженно встречали своего вождя, и его трагедию, когда Египет потерпел сокрушительное поражение в Шестидневной войне 1967 года. И в 1967 году, и позднее Примаков писал антиизраильские статьи и книги. Израиль тогда неизменно именовался агрессором. Современная история трактует события тех лет иначе.