Потерявшие имя - Август Северн

отбросила «измену» как холодную мокрицу, залезшую на её ногу. — Я не допущу в себя ни одного самого обаятельного и много обещающего сперматозоида, не то что член, другого мужика.

— Ты достойна большего, чем я могу тебе дать.

— Ты сделал свой выбор — я его уважаю. Я сделал свой, так уважай его, а то поругаемся.

— Не с этого ли начался наш разговор?

— Хорошо, — засмеявшись, Джил обняла Теда, — я МОЛОДАЯ и СИМПАТИЧНАЯ ученица («способная» — поправил её Тед). Пусть я буду мучиться, не познав твоей ревности до конца наших дней. — Опустившись на его колени она целовала его глаза, лоб, потом пытавшиеся скинуть её с колен руки Теда. — Можно я пойду помучаю Псину? — В её глазах зажёгся озорной огонёк. — Там привели милого щенка, а я к Псине не подходила больше недели (ощущу хоть чью-то ревность).

Вспоминая с улыбкой этот разговор с Джил, Тед понимал, что не приходится ждать от девушки объективной точки зрения на его действия. Мастер и Помойка были «вшиты» в него — значит, тоже не могли служить лекалом. Оставалось непредвзятое мнение Вардана. Старый скиталец часто наведывался в паб (вкусить материального) по собственной инициативе. Тед не брезговал вызывать Вардана, касаясь холодного лезвия жертвенного ножа, прикреплённого под столешницей барной стойки. Как всякая деятельная сущность, дух являлся на призыв не сразу, Теду приходилось терпеливо ждать. Не имея возможности считать информацию (если старый пройдоха этого не хотел), приходилось прибегать к нехитрым уловкам. Ученик Доктора с искренне интересовался делами Вардана, его успехами в работе с Приемником, на что получал уклончивые ответы, переходящие в раскрытие нужной для Теда информации.

В глазах старого «атеиста» (скорее сторонника Серого Пути), не стоило искать критерии оценки своих действий ни у Светлых, ни, тем более, у Тёмных. Достаточно было слушать своё сердце, через призму разума. Что у Теда получалось через пень колоду, так как волны освободившегося океана времени часто смывали его в самокопание (как смеялся Вардан — «в тебе просыпается обыватель»). Но не все советы старого хитреца следовало принимать как повод к действию. Так, его ехидные замечания на «нытьё Теда» (я устал быть привязанным к физическому телу, от меня ничего не зависит) сводились к: начни вышивать крестиком; не освоить ли тебе горловое пение; начни вязать крючком или на спицах; начни практику воздержания (тут он всегда делал интригующую паузу) от вредных мыслей — считать себя нормальным человеком.

Посещения Вардана всегда имели под собой какую-то подоплёку, хоть старый пройдоха и отказал Теду в обучении. «Я из простого человека пытался стать чем-то большим (сущностью)», — старый дух любил уважительное отношение к себе, но сам над собой часто подтрунивал, — «а ты идёшь в обратном направлении — от сущности в человека. Это путь Тёмных (из-за этого они тебя и привечают)». Подкупы и мольбы на него не действовали (чем можно умаслить духа?), но на лесть он покупался и выдавал нужную информацию. Тед хоть и действовал прямолинейно — тарелка питательного «супа» для духа, под которую задавался нужный вопрос, но Вардан не подавал виду, что раскусил алгоритм выуживания из него информации.

На вопросы, как идут дела и чем занимает свою «личную вечность», Вардан отвечал уклончиво, хихикал и потирал руки (ему явно нравилось «сходить с исхоженных троп»). Иногда он пояснял, что пока занят утрясанием почвы, для их совместного проекта. Хоть и имел право распоряжаться одной Светлой душой, но так грубо он не работал даже в послушниках.

— Приходится использовать все свои связи, мотаться по инстанциям, договариваться, обмениваться, льстить (как ты), подмигивать неприятным сущностям, строить глазки суккубам. Кстати, а что это за симпатичная крошка порхает тут по залу. — Эту песню Вардан заводил всегда. Когда хотел сменить тему и смутить Теда. — Если я захочу, то могу быть очень даже материальным (сальный намёк на сексуальные игры Джил и Теда). Тем более что я знаю, на какую иглу ты подсадил ненасытную девочку. А уж по части тайных знаний…

— Тебе нет равных. — Тед перебил пузырящегося (слюной) духа. Ему казалось вот такое чувство люди называли ревность. Только он ревновал Джил как женщину или как переманиваемую ученицу? — Тебя в новиции в каком возрасте приняли?

— Десять лет. — Вардан стал скромным юнцом, лицо которого залилось краской от одной мысли об обнажённом теле девушки.

— Что же ты будешь псалмы читать над объятым страстью, пышущим жаром жизни, обнажённым телом молодой девушки? — Тед всегда находил достойным ответом на пробуждаемую в нём ревность, то, как юноша вскипал и со звуком выстрелившей из бутылки пробки переходил в привычный образ Вардана (старичок-весельчак).

— К слову о поллюции (кто про неё говорил?). — В этот раз Вардан нашёл чем парировать неловкость от мыслей о физической близости с женщиной. — Я разузнал про вашего Мужлана (ну и злая на язык у тебя подружка). Из-за качественной работы твоей протеже, этот бедолага теперь кончает при виде девочек, моющихся в душе (Тёмные устроили его работать тренером волейбольной команды в старшей школе, а его кабинет как раб через стенку от душевой девочек).

— Не знал, что у Джил такое извращённое чувство юмора.

— Это не она — Тёмные развлекаются. Старый тренер проковырял дырочку в стене для «поднятия настроения». А Мужлан, пока эту дырочку не нашёл по капелькам воды на стене, даже представления не имел о сексуальном возбуждении.

— И как они это терпят. — Теду удалось не пустить в своё воображение припавшего к стене Мужлана, наглаживающего свой член.

— Нет там такого. Твоя ученица качественно сработала: увидел, встал, «выстрелил». — Вардан стёр улыбку со своего лица (буквально рукой). — Лет семь ему так мучатся.

— А потом? Помрёт обкончавшись, подглядывая через дырку в стене?

— Нет. Отец Верн, — Вардан сделал непонятный жест при упоминании Светлого, похожий на отдание чести, но не в армии, а в лоне церкви, — похлопотал, прикрывая ваши задницы. Девчонки давно знают, что за ними подглядывают. Раньше они забегали смотреть на раскрасневшегося старого тренера, выпросить что-то, похихикать. А теперь их услаждает новое шоу — полное растерянности и стыда лицо Мужлана, ещё накрытого экстазом оргазма.

— Так и не смотрел бы.

— Ага, он это пробовал. Теперь проказницы начинают петь, звать на помощь. Мучаться мужику семь лет, пока одна из озорниц не сжалится, а потом и влюбится в «героя».

— Чудны дела твои (кто это? Мастер? Нет, Старшина)…

— Не кощунствуй. — Вардан собрался уходить (его левая рука минут пять, как «растаяла» до состояния марева над раскалёнными углями). — Девочку пристрой к делу. Нечего такому таланту пропадать.

— Мы и так пашем,