Тайные убийцы - Роберт Уилсон

— Позавчера вечером Инес приходила ко мне домой, — сказал Фалькон. — Вела себя очень странно. Я даже подумал, что она хочет ко мне вернуться, но теперь я понимаю, что она пыталась рассказать мне о том, что с ней происходит.

— Как вам показалось, она испытывала какие-то боли? — спросил Рамирес, предпочитая придерживаться фактов.

— Она ругалась, я никогда раньше не слышал, чтобы она так ругалась. И в какой-то момент она действительно схватилась за бок, — вспомнил Фалькон. — Она была в ярости из-за всех его…

— Ну, это мы знаем, — прервал Рамирес, который не предполагал перехода на такой уровень доверительности.

Глаза Фалькона наполнились слезами, его душа большими глотками пила горе. Рамирес сжал его плечо громадной сочувствующей ручищей.

— Лучше бы нам подумать насчет сегодня, — сказал Фалькон. — Ты успел прочесть материалы о неопознанном трупе, который в понедельник нашли на свалке?

— Пока нет.

— У нас в Севилье не так часто находят трупы, — заметил Фалькон. — И потом, я ни разу не встречал в своей практике настолько изувеченного покойника, к тому же отравленного цианидом. И все это происходит за считаные дни до того, как в городе взрывается бомба.

— Здесь не обязательно должна быть связь, — возразил Рамирес, опасаясь взвалить на себя еще одну работу, не сулящую результатов.

— Но пока мы не получили тонну информации из мечети, я хочу узнать, есть эта связь или нет, — сказал Фалькон. — По крайней мере, я хотел бы опознать жертву. Это может помочь по-новому взглянуть на ситуацию.

— Есть в этих материалах какие-то зацепки?

— Судмедэксперт считает, что ему было сорок с лишним, у него были длинные волосы, он вел сидячий образ жизни и редко носил обувь. В крови у него нашли следы гашиша, а в лимфоузлах — следы татуировочной краски, вот почему ему отрезали кисти рук: на них была татуировка, небольшая, но, видимо, примечательная.

— По-моему, это кто-то из университетских, — заявил Рамирес, с подозрением относившийся ко всем чересчур образованным. — Аспирант?

— Или профессор, который пытался вернуть молодость?

— Испанец?

— Кожа желто-коричневая, — ответил Фалькон. — Когда-то ему сделали операцию грыжи. Эксперт вынул нитки, которыми зашивали шов. Так что можешь определить, какой марки эти нитки, какая компания их поставляла и в какую больницу. Конечно, ему это могли сделать за границей…

— Хотите, чтобы я занялся этим один?

— Подключи Ферреру. Она уже провела кое-какую работу по этому делу, — ответил Фалькон. — А Перес, Серрано и Баэна могли бы обойти стройки Севильи, особенно те, где работают иммигранты. Скажи им, что они должны найти электриков.

— Вроде бы кто-то говорил, что вы заказали модель головы этого типа… ну, того, которого нашли на свалке?

— Скульптор — друг нашего судмедэксперта, — сказал Фалькон. — Я прослежу за этим.

— Вы пропустили вчерашний вечерний сеанс, — заметила Алисия Агуадо.

— Произошла неожиданная вещь, — ответила Консуэло. — Очень неприятная.

— Мы встречаемся как раз для того, чтобы это обсуждать.

— Вы попросили меня устроить так, чтобы после нашей беседы во вторник вечером меня ждал дома кто-нибудь из членов семьи, — сказала Консуэло. — Я попросила сестру. Она пришла, но не могла оставаться долго. Мы поговорили о сеансе. Она увидела, что я спокойна, и ушла. В среду днем она позвонила мне, чтобы узнать, по-прежнему ли у меня все в порядке, мы поболтали, и она вспомнила, о чем хотела спросить меня накануне вечером. Мой новый смотритель бассейна.

— Смотритель бассейна?

— Он следит за бассейном. Проверяет кислотность воды, чистит дно, снимает грязь с поверхности, удаляет… — начала перечислять Консуэло, нарочно погружаясь в детали.

— Хорошо, Консуэло. Я не собираюсь профессионально заниматься очисткой бассейнов, — прервала ее Агуадо.

— Дело в том, что у меня нет никакого нового смотрителя, — пояснила Консуэло. — Каждый вторник, днем, приходит один и тот же парень, и так с тех пор, как я купила дом. Мне этот человек достался в наследство от предыдущих хозяев.

— И что же?

Консуэло попыталась сглотнуть, но не смогла.

— Моя сестра описала его, и оказалось, что это тот омерзительный chulo[75]с площади Пумарехо.

— Очень неприятно, — согласилась Агуадо. — Конечно, вы забеспокоились. Вызвали полицию и остались с детьми. Это вполне понятно.

Молчание. Консуэло склонилась на бок в кресле, точно мягкая кукла, потерявшая часть набивки.

— Ладно, — произнесла Агуадо. — Скажите мне, что вы делали и чего вы не делали.

— Я не вызвала полицию.

— Почему?

— Я была слишком смущена, — ответила она. — Мне пришлось бы все им объяснять.

— Вы могли бы просто сообщить им, что вокруг вашего дома шныряет нежелательная личность.

— Наверное, вы плохо себе представляете работу полиции, — сказала Консуэло. — Пять лет назад я две недели пробыла подозреваемой в убийстве. Они тебя подвергают почти тому же, что со мной делаете вы. Ты начинаешь говорить, и они буквально чуют разные вещи. Они знают, когда люди скрывают всякие мерзости насчет своей жизни. Они каждый день это видят. Они спросили бы меня: «Как вы думаете, может ли оказаться так, что вы знакомы с этим человеком?» — и что тогда? Особенно в моем хрупком психическом состоянии.

— Полагаю, вам трудно будет в это поверить, но я рассматриваю это как позитивный сдвиг, — заметила Агуадо.

— А для меня это промах, — сказала Консуэло. — Я не знаю, может ли этот человек представлять опасность для моих детей, и из-за собственного стыда я подвергаю их риску.

— По крайней мере, теперь я знаю, что он существует на самом деле, — произнесла Агуадо.

Консуэло промолчала, потому что не задумывалась о тревожной возможности обратного.

— У нашего сознания — свои способы исправлять дисбаланс, — проговорила Агуадо. — Например, могущественный топ-менеджер, контролирующий жизни тысяч людей, может компенсировать дисбаланс, представляя себя школьником, которому учитель дает указания, что делать. Это — очень мягкая форма обретения равновесия. Существуют и более агрессивные формы. Влиятельные бизнесмены нередко посещают проституток, играющих роль «госпожи» в садомазохистских играх: такой мужчина жаждет, чтобы его связали, лишили воли и наказали. Один психолог из Нью-Йорка рассказывал мне, что некоторые его клиенты ходят в специальные ясли, где они надевают гигантские подгузники и сидят в громадных манежах. Опасность возникает, когда стираются грани между фантастическим, реальным и иллюзорным. Сознание путается и уже не в состоянии проводить различия, и тогда может произойти срыв, ущерб от которого может растянуться надолго.