Две королевы - Александр Дюма

— Тогда я сама разбужу его, — продолжала королева, — оставьте меня.

Анна поцеловала короля в лоб, как накануне, и прошептала очень нежно и ласково:

— Мой дорогой государь, мой дорогой повелитель, откройте глаза, настало время мессы, и мы должны принести благодарность Творцу.

Слова королевы были услышаны теми, кто подслушивал у приоткрытой двери; их подхватили и стали истолковывать на все лады.

Король приоткрыл глаза и увидел прекрасное улыбающееся лицо Анны Нёйбургской, склонившейся над ним.

— А, это вы! Я хорошо поспал, Анна. Вы знаете, у нас король и королева говорят друг другу «ты», так принято, и нам придется подчиниться; надеюсь, вы не станете за это сердиться на меня. Наедине нам не обязательно следовать установленному правилу. Бедный друг мой! Я буду любить вас, уже люблю, но еще больше жалею.

Юсуф и графиня ничего не поняли из его речей. Королева прижала свою красивую ладонь к губам короля, заставив его замолчать; одновременно она улыбнулась ему той чудесной улыбкой, в которой отражается чистота души и которая напоминает улыбку ангелов, изображенных на великих полотнах итальянских мастеров.

Юсуф позвал постельничего, и короля проводили на его половину. Прежде чем впустить придворных дам, королева сказала г-же фон Берлепш:

— Я довольна, Берлепш, очень довольна. Бог оказал мне великую милость; я расскажу тебе об этом, когда мы останемся одни.

— Благословенны Небеса! Он забудет француженку, и вы будете делать с ним все. что захотите.

Церемония одевания была необыкновенно пышной и многолюдной. Высказывания королевы, которые повторяла и истолковывала сотня людей, позволяли предполагать неслыханное: распространился слух, что Анна Нёйбургская добьется более прочной и более ощутимой благосклонности короля, чем покойная королева Луиза.

— Она поумнее прежней королевы, — говорили поли-: тики.

— Эта томная белокурая красавица может нравиться еще больше, чем черноволосая Мария Орлеанская, — повторяли женщины и молодые люди, — король должен быть, сражен ею.

Хор похвал звучал как восторженный гимн, преисполненный надежд на будущее, что очень удивило бы королеву, если бы она его услышала.

Анна отправилась на мессу в сопровождении короля. Все происходило не так, как при королеве Луизе; ее въезд в столицу не стали откладывать и назначили на тот же день; церемония была, может быть, не такой пышной, как при первой супруге короля, но эта королева была избавлена от томительного ожидания. Казалось, все подгоняли друг друга, торопились, словно времени впереди у них совсем не оставалось.

Когда Анна шла к выходу, она снова увидела того же сеньора, который первым привлек ее внимание; на этот раз она чувствовала себя увереннее и спросила у герцогини де Вильяфранка, как его зовут.

— Вчера, ваше величество, по прибытии, вы оказали ему чрезвычайно благосклонный прием; я имела честь представить вам дона Томаса Энрикеса де Кабрера, герцога де Риосеко и графа де Мельгара, адмирала Кастилии.

— Ах, да, припоминаю, это один из самых знатных сеньоров в Испании, не так ли, сударыня?

— Он имеет честь принадлежать к королевскому роду, ваше величество, но не по законной, а узаконенной линии, ставшей основной.

— Я не понимаю, — заметила королева.

Разговор происходил, когда на голове королевы сооружали высокую прическу для парадного выхода; процедура должна была длиться, по меньшей мере, час, и в это время к королеве не впускали никого, кроме женщин, состоящих у нее в услужении; поэтому Анна, чтобы не скучать, беседовала с главной камеристкой и, когда та ответила ей: «Это долгая история, ваше величество» — попросила рассказать о ней.

Герцогиня де Вильяфранка, к счастью, была иного нрава, нежели герцогиня де Терранова; кроме того, следует заметить, что испанские гранды как свои пять пальцев знают историю каждого рода, включая отдаленных предков. Круглые невежды во всем остальном, в этой области они осведомлены, словно бенедиктинцы.

— Я расскажу то, что желает знать ваше величество. Альфонс Одиннадцатый Кастильский, отец Педро Жестокого, имел от своей любовницы Леоноры де Гусман двух сыновей-близнецов. Одним из них был Энрике де Трастамаре, который сверг с престола своего брата Педро, или Справедливого, и по прямой линии является предком его католического величества Карла Второго, так же как и его величества императора. У короля Фердинанда и королевы Изабеллы Католической — праправнуков графа Трастамаре, впоследствии короля Кастилии Энрике Первого, — не было других детей, кроме дочери, ставшей матерью Карла Пятого и императора Фердинанда Первого, откуда и возникли две ветви августейшего Австрийского дома в Испании и Германии.

— А адмирал? — спросила королева, мало интересовавшаяся генеалогическими подробностями.

— Адмирал по прямой мужской линии — потомок Фадрике, графа де Трастамаре, брата-близнеца короля Энрике Первого. Точнее говоря, это младшая ветвь королевского рода, как теперь известно вашему величеству. Десять адмиралов Кастилии передавали это звание от отца к сыну, вплоть до нынешнего времени. Это высокое достоинство и благородное происхождение.

После этого небесполезного пояснения беседа перешла в иное русло. Пришлось уделить внимание принцу Дармштадскому. Он обратился с просьбой разрешить ему присоединиться к кортежу королевы, поскольку имел честь быть ее родственником, а также ходатайствовал о должности командира ее драгунского полка. Королева охотно удовлетворила обе просьбы; в свою очередь, главная камеристка, обожающая генеалогию, проявила большой интерес к подробной истории Гессенского рода, его связи с Баварским родом, а затем пожелала узнать побольше об императрице, сестре королевы Испании.

Отвечая на эти вопросы, королева вскользь упомянула о своем желании видеть иногда в кругу приближенных и принца Дармштадтского, ее родственника; к величайшему удивлению Анны, ей ответили, что нет ничего проще.

— Однако меня предупреждали, что королевам Испании приходится подчиняться странным ограничениям; королева Луиза, насколько мне известно, не всегда могла принять посла Франции, когда он просил об аудиенции.

— Королева Луиза была француженка, ваше величество; впрочем, принять посла было не так трудно, как вы предполагаете, даже для нее. Все это больше на словах, чем на деле; не было еще ни одной испанской королевы, которая не стала бы героиней романа, причем чаще, чем королевы у других народов. Я могу привести в пример десяток таких романов, не считая любовной истории покойной королевы и герцога де Асторга; не может быть, чтобы ваше величество не слышали разговоров о ней.

Тут пришлось начинать новый рассказ. Анна пожелала узнать эту историю в подробном изложении. Она не верила своим ушам: ей казалось, что это какая-то неземная любовь. Вопросы о герцоге де Асторга возникали у нее снова и снова, пока не закончился ее туалет; королеве было обещано, что она увидит его.