Вампиры замка Карди - Барон Олшеври-младший

— Бери!

— Осторожно! — жалобно вскрикнула она и упала на колени, хватая гребень.

И добавила с укоризной:

— Ох, он же мог сломаться! Он такой хрупкий… И такой древний…

Скрутив волосы на затылке, она воткнула в них гребень и добавила с каким-то детским, невинным хвастовством:

— Говорят, он принадлежал какой-то римской императрице!

— Вот это вряд ли, — прозвучал насмешливый голос Джеймса.

— Так говорил мой жених, — обиженно надула губки вампирша. — Он подарил мне целую шкатулку с восхитительными украшениями. Вот эта булавка, вампирша тронула золотую с сердоликовой головкой булавку, скреплявшую кружевную шаль у нее на груди, — вот эта булавка тоже очень древняя и драгоценная…

— Булавка — возможно. Хотя сердолик — полудрагоценный камень. А черепаховый панцирь, как и любая другая кость, слишком непрочный материал, чтобы пройти сквозь столетия неповрежденным. Он должен был бы начать расслаиваться уже лет через триста! Так что ваш жених вас обманул. Пытался преувеличить ценность своего подарка.

Вампирша вскочила и оскорбленно взглянула на Джеймса. Потом опустила ресницы. Уголки ее губ оттянулись вниз, как у ребенка, собирающегося плакать.

— Он не мог меня обмануть. Он… Вы просто не знали Карло! Он был такой честный! Наверное, его самого обманули.

— Вполне возможно. Торговцы во все времена не отличались честностью. В каком году это было?

— В шестьдесят втором. Мне было девятнадцать, а ему — двадцать два. Мы собирались пожениться. И, знаете, мы были так счастливы! Но меньше чем через год мы приехали в этот замок и… Случилось все это.

— Сочувствую, — серьезно кивнул Джеймс.

Гарри наблюдал их диалог с ужасом.

Джеймс все-таки чокнутый!

Как он может разговаривать с этим монстром?

Неужели забыл, как она всего два дня назад сосала его кровь?

Вампирша вдруг грациозно опустилась на пол, села в голубом облаке пышной юбки, и сложила ручки на коленях, словно прилежная пансионерка. И принялась рассказывать.

— Граф подарил мне вечную жизнь. Я бы уже давно умерла, если бы не он. А если бы не умерла, то уж наверняка стала бы старой и некрасивой. Только жаль, что я не могла разделить свою вечность с Карло. Если бы он согласился пойти со мной, я была бы совсем счастлива. Граф обещал помочь мне… Ведь Карло был его родным правнуком! Карло — сын Марии. Помните, она приходила вместе со мной? Граф обратил ее. Потом хотел обратить Карло и ее дочку Люси, когда та была маленькой. Но Люси умерла. Граф не виноват: он не знал тогда, что ребенка обратить нельзя. После этого Карло уехал в Италию, где мы и познакомились. И вернулись в замок после смерти отца Карло. Ужасный был человек. Он заточил бедную Марию и она умирала от голода целых семьдесят лет! Ведь, когда мы с Карло приехали в замок, освободиться смог только граф… Его освободила я, а потом его вернула к жизни моя кровь! И в благодарность он дал мне вечную жизнь, и даже хотел обратить Карло. Но Карло не согласился. А потом заманил меня в эту ужасную ловушку. Превратил часовню в тюрьму! Я так любила его, я так ему верила, а он заточил меня и оставил умирать от голода… Как его отец — мою бедную подругу Марию! Если бы только люди знали, как мучителен этот голод! И как мучительно то, что по-настоящему мы умереть не можем! — вампирша вдруг всхлипнула и из огромных черных глаз ее потекли слезы.

Гарри содрогнулся от ужаса: слезы были кровавыми.

И они мгновенно впитывались в кожу.

Они не успевали достигнуть даже середины щеки.

Зрелище было настолько отвратительным, что он не мог почувствовать ни малейшего сочувствия к истории этой девушки… А она продолжала говорить, словно соскучившись по человеческом общению!

— Иногда даже хочется умереть. Когда голод и жажда иссушают тебя. Но когда ты голоден, смерть не приходит, сколько не зови ее… Почему-то все эти охотники на вампиров с их кольями появляются именно тогда, когда мы вполне сыты и счастливы!

— Конечно, это не очень красиво. Но вы должны понять их…

— Я понимаю! А вот они не спешат понять нас. Я даже думала до сих пор, что все люди ненавидят всех… Таких, как мы. Что люди просто не желают нас понимать! Думала, они слишком примитивны… И это так странно: совсем недавно я была человеком — и вот я уже другая, и сужу людей, как существ мне враждебных, и люди относятся ко мне и моим родным, как к злейшим своим врагам, как к чему-то совсем чуждому! — вампирша всплеснула красивыми тонкими руками. — Признаюсь, я даже презирать начала людей… И хотела забыть, что когда-то принадлежала к их роду…

Гарри показалось: она должна бы вздохнуть от полноты чувств.

Но, наверное, вампиры не вздыхают?

— Только недавно выяснилось, что я не права. Есть люди, которые питают к нам интерес. Вот сейчас, в этом замке… Кажется, они хотят понять нас по-настоящему. Может быть, даже общаться с нами. Правда, граф запретил нам с Марией приближаться к ним… Граф им не доверяет. Но я не понимаю! Ведь эти люди нарочно приехали сюда, чтобы освободить нас. И они нас кормят!

— Да, я помню, вы упомянули, что они доставляют вам лакомых жертв, которых при обычном стечении обстоятельств вам пришлось бы добывать с риском для жизни, — понимающе кивнул Джеймс.

А потом, словно невзначай, поинтересовался:

— Кто это? Младенцы? Или девственницы?

Гарри судорожно стиснул зубы, чтобы не сблевануть или не заорать… Или не сделать и то, и другое одновременно!

Вампирша смущенно потупилась, теребя пальчиками оборку на своем голубом платье.

— Ни то и ни другое! — лукаво ответила она. — Это дети. Очень красивые, славные детишки. И такие напуганные…

Она быстро облизнулась.

И добавила смущенно:

— Конечно, это, наверное, не очень хорошо… С вашей точки зрения пить кровь детей особенно преступно! Я еще помню… Но, знаете, все так меняется в зависимости от того, с какой стороны смотреть. С вашей стороны это плохо. С нашей… Это восхитительно! К тому же они сами приводят нам этих детей. Мне даже кажется, что для них это важнее, чем для нас. Они выводят их в сад ночью. А потом смотрят, как мы едим. Странные такие: думают, мы не замечаем. А потом они забирают тела этих детей. И разрезают их!!! Мы с Марией долго не хотели верить, когда граф сказал нам. Но потом сами увидели. Они их разрезают… А потом просто выбрасывают в ров. Они вырыли ров под стеной. И закапывают тела там. Даже без гробов. Это очень, очень странно.

Ее лобик морщился, она покачивала головкой в глубоком раздумье… Она была так прелестна! Она казалась такой живой!

— Вам приводят детей немцы? Немецкие ученые?

— Нет. Детей приводят солдаты. А те, которые не солдаты… Они их потом забирают и режут. Ужас! — она передернула плечами. — Нельзя так глумиться над телами. Нехорошо. Когда мы с Марией сыты, нам, бывает, хочется любви… Стыдно в этом признаваться. Меня не так воспитывали. И Марию тоже. Но ее Фридрих и мой Карло — они оба умерли! Карло умер не так давно… Всего десять лет назад. Но он давно уже стал стариком. И монахом. А граф нам сказал, что в этом нет ничего дурного, в этих древних и первозданных чувствах! — она произнесла эту фразу с видимым удовольствием, и на щеках у нее заиграли ямочки.