Моя Шамбала - Валерий Георгиевич Анишкин

так покарал нас? Или мы меньше правоверные, чем другие?

Из дома выбежали Зульфия и Юсуп, ухватили Милу под руки и утащили волоком в дом.

— Чегой-то она? — спросил удивленный Самуил Мухомеджана.

— От Юсупа жена сбежала.

— У них же маленький ребенок!

— Бросила! — коротко ответил Мухомеджан, зло раздувая ноздри.

Вечером мать обсуждала эту историю с тетей Ниной.

— И ребенка не пожалела, стерва! — тетя Нина искренне переживала за Юсупа.

— Да она сама еще ребенок. В пятнадцать лет замуж выдали, — мать тоже казалась расстроенной.

— А Юсупу шестнадцать было. Такие уж у них законы. Говорят, за нее калым большой заплатили. Ты же помнишь, как ее привезли братья. Приехали, побыли недолго и укатили назад, а ее оставили.

— Ведь насильно, Нин! Ребенок же совсем. Выйдет на улицу и смотрит издалека, как в классики или в штандер наши девки играют. А дикая — никогда не подойдет и в игру не попросится… Красивая девка была. Коса толстая, сама смуглая, а глаза, что угольки, — оживилась мать. — А с кем уехала-то?

— Да, говорят, какой-то проводник, тоже татарин, увез.

— Может, прежняя любовь? — предположила мать.

— Ну, любовь не любовь, — возразила Тетя Нина, — а ребенка бросать — последнее дело.

— Кто их, татар, разберет! — вздохнула мать…

— Ну вот, теперь слушай, — понизив голос, почти зашептала тетя Нина. — Иду я вчера, поздно уже, часов в семь, с работы. Начальник попросил остаться, коекакие цифры свести. Иду, я, значит, смотрю, у их дома стоит «черный ворон», и как раз Мурзу старого к машине два милиционера под руки ведут.

— За что? — так же тихо спросила мать, и глаза ее непроизвольно расширились.

— Ты слушай! — тетя Нина сделала паузу, недовольная, что ее перебивают, и снова зашептала.

— Смотрю, у ворот Мотя стоит, милиционерша. Я к ней: «Что, спрашиваю, натворил такого старик, что его милиция забирает?». Мотя мне все и рассказала.

Знаешь Васильковского, зубного врача? На Дзержинской живет. Важный такой, пожилой уже.

— Слыхала. Поговаривают, что он с дочкой своей живет.

— Она ему не родная дочка. Это темная история, а может брехня. У девки какое-то душевное расстройство. Врачи вроде бы лечили, но без всякого толку, потом сказали, что ее надо замуж выдать. Станет жизнью половой жить, все пройдет. А девка еще несовершеннолетняя. Ну, отчим и уговорил мать, что чем отдавать кому-то в блуд, лучше он сам спать с ней станет, жена эта у него вторая, первая в войну умерла, а сын от первой жены в Москве, тоже врачом работает. А эта его баба в рот ему смотрит, не знает, чем угодить, ноги ему моет. Он только шикнет, и она трясется вся как осиновый лист. Это мне Валька, с которой мы работаем вместе, рассказывала, а она от какой-то соседки Васильковского слышала, — пояснила тетя Нина. Мать слушала с нескрываемым интересом.

— Всему городу известно, что у Васильковского денег — куры не клюют. Дом на десяти запорах, и на ночь ставни наглухо закрываются изнутри, а во дворе собакаовчарка на цепи бегает. У него и табличка на калитке прибита: «Во дворе злая собака». А у Васильковского есть племянник, в музыкальном училище учится…

Наверно, тетя Нина говорила про Владика, высокого тощего юношу с прыщавым лицом и длинными волосами. Его всегда видели с баяном, который тянул его к земле, и Владик для равновесия балансировал свободной рукой, отставляя ее в сторону…

— Так что с Васильковским-то? Убили чтоли? Племянник? — не выдержала мать.

— Да никто его не убивал. Обокрали. А с ним удар случился. Отнялся язык.

— Племянник обокрал?

— Почему племянник? — удивилась тетя Нина.

— Ну, ты ж сама про племянника сказала?

— Так я потому сказала, что племянника тоже забрали, подозревают, что он навел воров, а то как бы воры узнали, где золото лежит?

— А татарин-то, Мурза, при чем? — гнула свое мать.

— Тебе, Шур, рассказывать, так никаких нервов не хватит. Ты же сама сказать не даешь, — возмутилась тетя Нина и разом кончила рассказ:

— А золото продали Мурзе. Вот за скупку краденого Мурзу и арестовали.

— Господи, откуда ж у людей такие деньги? — расстроилась мать. — Не пару же колец продали.

Мать вопросительно посмотрела на тетю Нину.

— Да уж наверно. За парой колец никто и не полез бы, не стали б рисковать.

— А тех-то поймали? — с надеждой спросила мать.

— Какая ты быстрая! — тетя Нина криво усмехнулась. — Так прямо и поймали.

— Но ведь нашли Мурзу, который скупил золото! — не отставала мать.

— Ну, нашли. И что? Воры-то не сами небось золото продавали. А тот, кто продавал, уже тютю, давно и след простыл. А то отсиживается где-нибудь.

Почему-то мне вспомнился Курица, и я ясно представил, как тот сидит на корточках у ворот своего дома и зорко оглядывает улицу, буравя своим черным тяжелым взглядом прохожих и коротко перебрасываясь однойдвумя фразами с шустрыми шкетами, которые изредка прошмыгивают мимо него, на секунду замедляя мелкий шаг.

Мать с тетей Ниной уже сменили тему разговора и говорили о какой-то тете Симе, и я, быстро запив ужин чаем, с куском черного хлеба, посыпанного сахарным песком, пошел дочитывать «Красного корсара» Фенимора Купера. А перед глазами все стоял Курица, который жил там же, на Дзержинской, где и врач Васильковский, И когда мои глаза стали слипаться, мне привиделся не капитан Хайдегер, пират и контрабандист, бросивший вызов военному флоту английского короля, а Курица. Он беззвучно смеялся, и смех сотрясал его щуплое, уродливое тело, потом он вырос до каких-то немыслимых размеров, закрыл собой все видимое пространство и погрузил все во тьму. Но вскоре тьма начала расплываться радужной оболочкой и приняла меня, окутав теплом и покоем, сделав мой сон радостным и безмятежным…

Вадик, племянник врача Васильковского, просидел в КПЗ всего сутки. Он был виноват косвенно. Много болтал и выведать у него все, что ему было известно, жуликам не составляло труда. К тому же племянник терпеть не мог своего дядьку и на каждом шагу рассказывал, какой тот жлоб: «На золоте сидит, а родная сестра в рваных туфлях ходит».

Через неделю пришел Мурза, осунувшийся, небритый и ссутулившийся еще больше. Золота купил он не много. «Два кольца, цепочку и золотые часы», — поведал нам Мухомеджан.

Перед следователем клялся Аллахом, что не знал, что вещи краденные. Вряд ли ему поверили, но отпустили, скорее всего, изза преклонного возраста.

— Кого-нибудь подкупил, — не поверила тетя Нина. — С деньгами все можно.

Мать только пожала плечами.

Взяли Курицу и увезли на «воронке». Следствие подозревало его в организации кражи, но вскоре и он был освобожден за недостаточностью