Осеннее преступление - Андерс де ла Мотт

— Да нет, ничего страшного, — произнесла Агнес внизу, на плато — видимо, отвечая на какой-то Лизин вопрос. Звонкий голос разнесся по каменоломне. Отразился от скал и превратился в печальное эхо.

— страшного…

— страшного

— ашного…

Анна взглянула на темную воду и вздрогнула.

Склон на противоположной стороне был не таким крутым, деревья росли реже, и Анне понадобилось всего пять минут, чтобы спуститься к разворотному кругу. Если сложить все — торопливо проведенное расследование, признание Алекса Морелля и ее собственные наблюдения, сделанные в лесу, — то все говорило о том, что смерть Симона — несчастный случай. Конечно, несчастным случаем, причиной которого стала жестокая ссора между теми, кто обещал друг другу быть “friends forever”. Но все-таки. Трагическое событие, возможно, связанное с преступлениями, срок давности по которым уже истек. Пусть она, Анна, довольствуется тем, что происшествие — так, как описал его Алекс — оказалось довольно серьезным. Что ссора была тайной, за которую кто-то из четверых друзей (или человек из их окружения) оказался способен убить.

Кайя Бьянка печется о своем бренде, есть еще старые слухи о смерти ее первого мужа. Бруно Сорди затеял масштабный строительный проект с весьма шатким финансированием. Мари тоже вложилась в этот проект, она член муниципального совета, и к тому же ей совсем не нужно, чтобы ее муж или отец дознались, что она сказала правду Элисабет Видье. Для Бенгта Андерсона Неданос превыше всего, а у Алекса Морелля, который, конечно, признал свой “вклад” в несчастный случай с Симоном и имеет алиби на время смерти Рюландера, — у Алекса Морелля взрывной характер, и он склонен к насилию. И, наконец (тоже важно), Хенри Морелль двадцать семь лет цеплялся за должность, чтобы печальная история никогда не выплыла на поверхность.

Анне и так есть чем заняться. Она обещала Йенсу Фрибергу сосредоточиться на смерти Джо Рюландера. И все же, когда она стояла на разворотной площадке, ей в голову пришло кое-что еще. Зацепка, которая маячила перед ней раньше, но которую Анна до сих пор не могла ухватить. Теперь Анна поняла, в чем дело. В словах, которые она записала в блокноте во время допроса Алекса. “Велосипед Симона”.

Если Симон действительно споткнулся в темноте под дождем, упал с обрыва и разбился, то почему его велосипеда не оказалось утром у шлагбаума? Почему его не изъяли как вещественное доказательство, почему даже не упомянули в полицейском отчете?

Они пошли назад, к машине. Солнце спряталось за тучу, и настроение переменилось. Анна погрузилась в собственные мысли, Агнес и Лиза молчали. Пребывание в темной маленькой каменоломне как будто заставило всех о чем-то задуматься. Агнес, судя по лицу, думала о Хокане, и Анна поймала себя на том, что уже в пятидесятый, наверное, раз пытается начать диалог с ним. Но Хокан продолжал наказывать ее сердитым молчанием.

Ладно, я знаю, что поступила неправильно, бормотала Анна про себя. Ну выругай меня, скажи опять, что я дура, которая не в состоянии сдержать собственных обещаний. Скажи что угодно, только не молчи!

Но Хокан, как и все последние дни, молчал.

Грузя в багажник аппаратуру Агнес, Анна среди запахов осени учуяла еще один — резкий, которого раньше не было. Мило, кажется, тоже — пес принюхивался, стоя против ветра. Анна решила, что это бензин — видимо, когда машина провалилась в яму на волоке, треснул бензобак. Анна нагнулась, провела рукой по траве под машиной, поднесла к носу. Ничего. Она снова принюхалась, но запах исчез.

Они залезли в машину. Лиза на этот раз села впереди, а Агнес с Мило устроились сзади.

— Ну, какие планы? — преувеличенно бодро спросила Анна, когда молчание в машине стало неловким.

— Если вы не против, я бы с удовольствием вернулась в гостиницу, — сказала Лиза. Голос у нее был усталый. — Поезд уходит рано утром, и я хотела собраться.

— Конечно, не вопрос.

Они проехали мимо Энглаберги; мелькнула сторожка Клейна. Анна снова подумала: удивительно безликая. Из сторожки убрали все, что указывало бы на то, что в ней кто-то живет. А может быть, Клейн именно этого и хочет. Может, он предпочитает монашеский образ жизни, с одной-единственной книгой на тумбочке. Книгой, которая уже больше сорока лет дорога ему. Но “Божественная комедия” — книга не для новичков, и Клейн, судя по речи и манере держаться, человек образованный. Человек начитанный, хотя в доме нет книжных полок. Если только все не обстоит так, как она предположила: сторожка существует для отвода глаз, а на самом деле Клейн живет в Энглаберге.

Анна достала мобильный телефон и включила песню Симона Видье. Из динамиков полился мягкий голос. Дорога повернула вправо, потом извилисто пошла по крутому склону вниз.

— Красиво, — сказала Лиза о музыке, и Анна уже собралась было объяснить, кто поет, как вдруг заметила неладное. Педаль тормоза, с которой во время первого поворота все было в полном порядке, стала податливой, как губка, и как Анна ни давила на нее, скорость не снижалась. Быстро приближался следующий поворот, Анна продолжала давить на педаль, почти привстав на сиденье.

Вдруг что-то металлически звякнуло, и педаль ушла прямо в пол. От неожиданности Анна рванула руль, и машина покатилась к обочине. На приборной панели загорелись все лампочки, зазвучал предупреждающий сигнал.

— Мама! — встревоженно сказала Агнес с заднего сиденья, но Анна не ответила: она пыталась удержать машину на дороге.

Ей удалось обуздать машину, когда левые колеса уже пересекали обочину. Рядом ахнула Лиза. Педаль тормоза, утопленная в пол, бездействовала. Анна переключилась на пониженную передачу; мотор сердито взревел, перекрывая сигнал с приборной панели. Анна рефлекторно пыталась нащупать за рычагом передачи ручной тормоз, но тщетно. Скорость еще возросла, крутой поворот все ближе; Анна продолжала затягивать ручной тормоз, которого не было.

— Мама! — снова сказала Агнес, на этот раз еще испуганней, и тут Анна вспомнила, что в машине есть электрический тормоз. Надо нажать кнопку, которая находится… находится… Где она, зараза, находится?

Левой рукой Анна провела по низу приборной панели. Мотор ревел все громче, скорость росла, поворот стремительно надвигался. Анна подняла глаза, встретила перепуганный взгляд Лизы.

— Мама! — кричала Агнес. — Мама, тормози!

Анна нажимала на все кнопки, какие только попадались под пальцы, но ничего не происходило. Поворот летел навстречу, Лиза ахнула. Анна обеими руками, изо всех сил вывернула руль. Завизжали покрышки, и Анна вошла в поворот, как ее много лет назад учили на курсах контраварийного вождения; она почти справилась. Думала, что справилась. Но посреди крутого поворота задние колеса потеряли сцепление с дорогой. Не успела задняя часть скользнуть вбок и потащить за собой передние колеса, как Анна уже поняла, что это конец.

— Держитесь! — крикнула она. Машину боком вынесло через обочину. По кузову прошло содрогание, рев мотора стал еще громче, и вдруг время замедлилось. Все, что было у Анны перед глазами, стало предельно отчетливым. Потрясенное лицо Лизы, приборная панель, горящая, как световой орган. Гладкий руль, прижатый к ладоням. Аварийный сигнал смешался с голосом Симона Видье, льющимся из динамиков.