📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураУжасный век. Том I - Андрей Миллер

Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 83 84 85 86 87 88 89 90 91 ... 236
Перейти на страницу:
выполнять приказ. Отец Доминго тем временем снова забурчал: о милости и помощи несчастному от Творца Небесного.

— Оставьте, падре. Помогай молитвы в такой ситуации — священник на флоте был бы полезнее судового врача. А я такого как-то не замечал.

Отец Доминго недолюбливал сеньора Каронеро за такие речи. Особенно потому, что к любому слову ветерана в Касорло прислушивались, так что он немало баламутил паству. Два десятка лет назад подобные слова могли дону Карлосу аукнуться. Однако после Великой войны в Балеарии изменилось очень многое.

И продолжало быстро меняться.

Пока шли поиски носилок, спасённый очнулся — начал вращать головой. Он почти сразу приметил дона Карлоса, встретившись с ним взглядом. Сколь ни плачевно было состояние мужчины, чёрные глаза полнились огнём. О да, знал опытный флотский врач подобный взгляд… Некоторых людей никакими гвоздями в гроб не заколотишь. Они выживают несмотря ни на что.

Человек, который очень хочет жить, способен на многое. А если он ещё и точно знает, ради чего живёт…

Мужчина что-то зашептал: дону Карлосу пришлось наклониться, чтобы разобрать слова.

— Это… это… Балеария?..

— Так точно, сынок! — отчеканил офицер, который не мог говорить о стране иначе. — Балеарская имп… кхым. Балеарское королевство. Южное побережье: недалече от Тремонского залива.

Даже за двадцать лет дон Карлос не отучился иной раз называть Балеарию империей. Хотя, если начистоту — он и не особо пытался искоренить в себе эту привычку.

Балеарским языком его собеседник владел, а вот есть ли какой-то акцент — пока не поймёшь. Но пока это и не так важно. Главное, что правильно понял слова врача. Слабая улыбка растянулась на лице, глаза умиротворённо поднялись к звёздному небу. Мужчина погрузил пальцы во влажный прибрежный песок.

— Дом… милый дом.

Глава 2

Комната была полна звуков, доносившихся снаружи — но звуки не имели никакого значения.

Утренний свет, льющийся через распахнутое окно. Крохотные пылинки, кружащиеся в воздухе. Безоблачное, безупречно голубое балеарское небо. Тянущиеся к нему мачты кораблей, почти недвижные яркие вымпелы. Позолоченная рама, блик солнца на чистом стекле. И фигура человека, стоящего вполоборота.

Высокий рост. Стройная фигура, благородная осанка. Одна рука заложена за спину, ладонь другой покоится на подоконнике. Длинные пальцы, крупный камень на перстне. Тёмно-синяя ткань приталенного камзола, девственная белизна кружевных оборок сорочки. Властный профиль, будто принадлежащий классической скульптуре времён Старой Империи. Взгляд, обращённый в окно. Жёсткие чёрные волосы, собранные бархатной лентой в хвост до лопаток. Гордо задранный подбородок. На боку — лёгкий клинок в ножнах из чёрного дерева, перечёркивающий идеально прямой, словно мачты вдалеке, силуэт.

Лимландский мастер Клас ван Вейт, смешивая краски, примечал каждую деталь. Кисть оторвалась от палитры, и конский волос нанёс на холст новый мазок. Как ни шумел огромный город снаружи, переливами всех звуков жизни и хором множества языков, Класу ван Вейту это было не важно. Раскрыв душу вдохновению и вверив руку отточенному мастерству, он писал портрет.

Наделённых такой властью людей обычно изображают в доспехе: обязательно парадном, даже преувеличенно помпезном. И что, если они отродясь не надевали брони, дабы идти в бой? Чтя традицию и привыкнув ко вкусам высокородных заказчиков, ван Вейт изначально задумывал портрет именно таким. Но в этот раз человек, образ которого предстояло запечатлеть навеки, желал иного. Теперь, успев с заказчиком неплохо познакомиться, художник понимал — не напрасно.

Это ведь был не знаменитый рыцарь, блистающий на турнирах. Не прославленный в сражениях полководец. Не монарх, обязанный являться символом власти, даже будучи ничтожным на поверку. Не иерарх, воплощающий святость Церкви и могущество Творца Небесного. И даже не праздный аристократ, желающий быть на портрете иным, чем в действительности. Совсем другой человек.

Сантьяго Гонсалес де Армандо-и-Марка, одиннадцатый герцог Тормалесо, канцлер Балеарии. Второй человек королевства, раскинувшегося по жарким, плодородным южным землям Ульмиса. Это формально. Фактически… все понимали, кто в действительности управляет Балеарией. И мало кто точно знал, насколько далеко простирается влияние канцлера за её пределы.

Этот портрет оказался для Класа ван Вейта интересной задачей. Мастеру доводилось писать победителей: ясно, как показать на холсте величие человека, управлявшего полками и эскадрами. Ван Вейт и теперь писал портрет победителя, однако победителя иного толка. Как выразить его величие? Перед художником стоял человек, вершащий судьбы мира не хуже полководца — но без грохота пушек и лязга стали. И это был даже не король. Увлекательно!

— А вам, сеньор ван Вейт… Вам нравится Балеария? — протянул вдруг канцлер, не отводя глаз от окна.

Мастер не промедлил с ответом.

— Прекрасный край, Ваша Светлость. Тёплый и полный всего вдохновляющего для художника.

— Я понимаю… — канцлер едва заметно поднял уголки губ. — В Балеарии много прекрасного. Яркое солнце, величественные города, море всего необычного для северных государств… Вкусное вино и горячие женщины, в конце концов. Всё это художники ценят, ведь правда? Но я, сеньор, спрашивал об ином.

Языки стран, сложившихся на осколках Старой Империи, во многом были похожи — пусть ещё в те благословенные времена единый староимперский распадался на диалекты. Слишком разные земли и народы объединяло огромное государство. Теперь сложилось нечто вроде двух языковых групп, северной и южной. Хорошо образованному человеку не составляло труда изучить любые речь и письмо Ульмиса: от берегов Западного океана до гор Ург и Восточного леса, от Марисолемы до северных пределов Стирлинга. Кроме, конечно, странного языка Ургвина. Но Ургвин — во всём отдельная история.

Вот и Клас ван Вейт без проблем изъяснялся с балеарцами на их языке, однако герцог всегда говорил с ним по-лимландски. Мастер слышал, что балеарский канцлер — настоящий полиглот. Блестяще владеет даже многими языками Шера, не говоря о любых ульмисийских! И с удовольствием в том практикуется.

— О чём же Вашей Светлости угодно спросить?

— Прошу об откровенности. — ни тени акцента: будто родился на продуваемых сырыми ветрами берегах Лимланда, где море и небо одинаково серы.

— Не смею в том отказать.

— Известно, сеньор ван Вейт: соседи и в прошлом не очень нас любили, а после Великой войны тем более. Балеарская империя прошла по дороге, выстеленной благими намерениями, к статусу настоящего воплощения зла. Трагическая несправедливость! Но что поделаешь, если историю пишут победители? Вот стирлингцы и рисуют этот мрачный образ. Вы лимландец, а Лимланд порядком пострадал в те годы. Потому я и спрашиваю, сеньор: вам нравится Балеария?

«Пострадал»… это так мягко сказано! Лимланд был королевством крохотным, но при том очень богатым —

1 ... 83 84 85 86 87 88 89 90 91 ... 236
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?