На пятьдесят оттенков темнее - Эрика Леонард Джеймс

При этой мысли я содрогаюсь и чувствую во рту вкус желчи. Никогда не буду это делать. Никогда не захочу.

Когда мои мысли проясняются, я вижу единственный выход. Я смахиваю слезы тыльной стороной руки и, не отрывая своих глаз от его, опускаюсь перед ним на колени.

Деревянный пол жесткий и неудобный. Зато мы теперь равны, мы на одном уровне. Только так я могу вернуть его обратно.

Его глаза раскрываются чуть шире, но поза и выражение лица не меняются.

— Кристиан, не надо так делать, — умоляю я. — Никуда я не собираюсь убегать. Сколько раз я говорила тебе, что никуда не убегу. — Все, что произошло, сильно подействовало на меня. Мне требуется время, чтобы это осмыслить… побыть наедине с собой. Почему ты всегда предполагаешь худшее?

Мое сердце опять сжимается от жалости. Я знаю ответ: потому что Кристиан не любит себя, не верит, что он кому-то нужен.

Мне вспоминаются слова Элены.

«Она знает, как ты негативно относишься к себе? О всех твоих проблемах?»

О Кристиан… Страх снова сжимает мое сердце, и я начинаю отчаянно говорить:

— Я хотела бы сегодня вечером вернуться к себе в квартиру. Ты не давал мне времени… времени просто подумать обо всех переменах, случившихся в моей жизни. — Я рыдаю, и по его лицу пробегает тень. — Просто подумать. Мы почти не знаем друг друга, и весь багаж, который ты несешь с собой… мне нужно… мне нужно время на его осмысление. А теперь, когда Лейла… ну… когда она уже не бродит по улицам, и угрозы больше нет… я подумала… я подумала…

Мой голос прерывается, и я смотрю на него. Он внимательно смотрит на меня, я думаю, что и слушает.

— Увидев тебя с Лейлой… — Я закрываю глаза — меня опять гложет болезненное воспоминание о его тесной связи с экс-сабой. — Я пережила такой шок. Я как бы заглянула в твою прежнюю жизнь… и… — Я гляжу на свои крепко сжатые кулаки, а слезы все текут и текут по щекам. — Я поняла, что недостаточно хороша для тебя. Я испугалась, что надоем тебе, и тогда ты уйдешь… а я окажусь в положении Лейлы… стану тенью. Потому что я люблю тебя, Кристиан, и если ты бросишь меня, то словно солнце погаснет. Я останусь во мраке. Я никуда не хочу убегать. Просто я очень боюсь, что это ты бросишь меня…

Говоря ему это — в надежде, что он слушает, — я понимаю, в чем моя истинная проблема. Просто я не понимаю, почему он любит меня. Я никогда не понимала, почему он любит меня.

— Я не понимаю, почему ты находишь меня привлекательной, — бормочу я. — Ты… ну, ты — это ты… а я… — Я пожимаю плечами и гляжу на него. — Мне просто непонятно. Ты красивый, сексуальный, успешный, добрый, хороший, заботливый и все такое — а я нет. И я не могу делать то, что тебе нравится. Я не могу дать тебе то, что тебе нужно. Разве ты будешь счастлив со мной? Как я смогу тебя удержать? — Когда я высказываю свои самые большие опасения, мой голос понижается до шепота. — Я никогда не понимала, что ты находишь во мне. А когда увидела тебя с ней, мне все это стало ясно окончательно.

Я шмыгаю носом, вытираю слезы рукой, гляжу на его бесстрастное лицо.

Боже, как это невыносимо! «Говори со мной, черт побери!»

— Ты собираешься тут стоять всю ночь? Потому что я тоже буду стоять, — рявкаю я.

Кажется, его лицо смягчилось — чуть оживилось. Но это так трудно понять.

Я могла бы протянуть руку и дотронуться до него, но это стало бы грубым злоупотреблением положением, в которое он меня поставил. Я не хочу этого, но я не знаю, чего он хочет или что пытается мне сказать. Я просто не понимаю.

— Кристиан, пожалуйста, пожалуйста… говори со мной, — молю я его, заламывая руки.

Мне так неудобно стоять на коленях, но я стою, глядя в его серьезные, прекрасные серые глаза, и жду.

И жду.

И жду.

— Пожалуйста, — снова молю я.

Неожиданно его глаза темнеют. Он моргает.

— Я так испугался, — шепчет он.

Ну слава богу! Мое подсознание плетется в свое кресло, вздыхает с облегчением и делает большой глоток джина.

Он заговорил! Меня переполняет радость, и я сглатываю, пытаясь совладать с эмоциями и удержать новую порцию слез, готовых хлынуть из глаз.

Его голос звучит тихо и ласково.

— Когда к дому подошел Итан, я понял, что кто-то пустил тебя в квартиру. Мы с Тейлором выскочили из машины… Потом я увидел ее там, с тобой — вооруженную. Наверно, я был еле жив от страха. Тебе кто-то угрожал… сбылись мои самые худшие опасения. Я был так зол — на нее, на тебя, на Тейлора, на себя. — Он покачал головой и страдальчески поморщился. — Я не знал, насколько она переменилась. Не знал, что делать. Не знал, как она будет реагировать на меня. — Он замолчал и нахмурился. — А потом она сама дала мне подсказку; она стала такой покорной. Тут я понял, как мне действовать. — Он останавливается, глядит на меня, пытается угадать мою реакцию.

— Дальше, — шепчу я. Он вздыхает.

— Я увидел ее в таком состоянии и понял, что я, возможно, тоже виноват в ее надломе. Ведь она всегда была живой и озорной.

Он опять закрывает глаза, тяжело вздыхает, чуть ли не всхлипывает. Мне мучительно это видеть, но я стою на коленях и слушаю, вся внимание.

— Она могла причинить тебе вред. И я был бы виноват в этом. — Его глаза наполняются ужасом, и он снова замолкает.

— Но ведь не причинила же, — шепчу я. — И ты не виноват в ее безумии, Кристиан. — Я смотрю на него и жду продолжения.

Тут я понимаю, что он делал все это ради моей безопасности и, возможно, ради Лейлы, потому что он волнуется за нее. Но насколько она ему небезразлична? Этот нежеланный вопрос не дает мне покоя. Кристиан говорит, что любит меня, но ведь тогда он грубо выкинул меня из собственного дома.

— Я лишь хотел, чтобы ты ушла, — бормочет он, проявляя жутковатую способность читать мои мысли. — Я хотел, чтобы ты была подальше от опасности, а… Ты. Не. Хотела. Уходить, — шипит он сквозь стиснутые зубы и качает головой. Его отчаяние очевидно.

Он пристально смотрит на меня.

— Анастейша Стил, вы самая упрямая из женщин, которых я знаю. — Он закрывает глаза и снова недоверчиво качает головой.

«А, он вернулся». Я вздыхаю с облегчением, словно очищаюсь от тревог.

Он опять открывает глаза, на его лице грусть — искренняя грусть.

— Ты не собиралась сбежать? — спрашивает он.

— Нет!

Он закрывает глаза и заметно успокаивается. Когда открывает глаза, я вижу его боль и страдание.

— Я подумал… — Он замолкает. — Ана. Вот я весь перед тобой… и я весь твой. Что мне сделать, чтобы ты это поняла? Чтобы ты увидела, что я хочу тебя всю, всю целиком, какая ты есть. Что я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Кристиан, и видеть тебя вот таким, это… — У меня дрогнул голос и полились слезы. — Я думала, что сломала тебя.