Венчание со страхом - Татьяна Степанова
Шрифт:
Интервал:
— Лови, — Кравченко бросил ему ключи.
— Виктор, я, пожалуй, с вами поеду. Мы по дороге в одно место заглянем, — тут же решила Катя.
— Ох, опять начинается. Ну что ты все суетишься? — Кравченко примерился, и — трах! — огромный березовый чурбан разлетелся на мелкие щепки под его топором.
— Попрошу меня не учить, господин Железный дровосек. — Катя уже мчалась к машине. — Колите дрова своей умной головой, как Брюс Ли.
— Ну что ты? — удивился Мещерский. — Что тебе неймется?
— Может, Жуковы уже вернулись, — шепнула ему Катя. — Мне ну просто обязательно надо с этим мальчишкой увидеться.
Павлов сел за руль кравченковской «семерки». Его опередил Чен Э, уже угнездившийся на заднем сиденье. Он сопел от радости и нетерпения.
— И этот с нами как хвостик. Кататься любит — спасу нет. — Павлов завел мотор. — Эх, партизан, давно мы с тобой не рулили, правда? Сейчас с ветерком девушку прокатим. Только пристегнитесь.
Машину он водил первоклассно. Катя заметила и то, что он прекрасно ориентируется в Каменске. Они заехали в магазин на центральной площади, где Павлов купил «ребрышки», винограда и бутылку сухого мартини для Кати. Странно, но такие, прежде неслыханные блага цивилизации, теперь преспокойно пылились на полках этой тесной сельской лавчонки.
— Мартынку мы сейчас в холодильник определим, — сказал он. — Заморозим, и можно за милую душу употреблять. А я вам еще клубники соберу, там на грядках кое-что осталось.
— Спасибо. А сейчас на Речную улицу, пожалуйста. Это отсюда прямо, потом поворот направо и…
— Я знаю.
Катя вдруг умолкла.
Павлов петлял по Каменску очень уверенно.
— А что, вы, Виктор, бывали прежде на Речной улице?
— Да, — он встретился с ней взглядом в зеркальце. — Там булочная хорошая.
— Да, там булочная… Вы Каменск здорово знаете, вот не думала я.
— Не думали? А что тут такого?
— Ну, мне казалось, что, когда вы дачу тут снимали, вы вроде бы попали в незнакомую для себя местность.
— Почему незнакомую? Я тут и прежде бывал. По делам. Городишко славный, тихий, как могила.
Катя снова поймала в зеркальце его дымчато-рассеянный взгляд. Чен Э тряс перевернутую бутылку мартини, пытаясь вызвать в ней пузырьки.
— Э-э, партизан, это не про вашу честь. Тебе вон кола. — Павлов, не выпуская руля, ловко вскрыл жестяную банку и протянул ребенку. — Предложи даме сначала, садовая голова. А вот и Речная улица. Здесь остановиться?
— Да, если можно.
Катя вошла в сумрачный прохладный подъезд. На миг замерла. Потом вошла в лифт. В квартире Жуковых снова никто не открыл, и она позвонила соседям. Вышла полная дама в бигудях и летнем открытом платье.
— Так Марья Николаевна еще вчера в Москву уехала сестру попроведать. Сегодня же у нас Родительская, сказала, на кладбище сходят. А мальчишки ихние не знаю где носятся, наверное, как всегда, — пояснила она Кате. — Вы хотите им что-то передать?
— Нет, благодарю вас. Извините за беспокойство. Когда она вернулась к машине, Павлова за рулем не оказалось. А возле багажника, покачиваясь на нетвердых ногах и заглядывая сквозь заднее стекло на притихшего Чен Э, маячила какая-то подозрительная личность в опорках и прожженной в нескольких местах фетровой шляпе. От личности разило перегаром за версту.
— А вот и мамаша пожаловала. Что ж, мамаша, ребенок-то у тебя такой косоглазый? С какой чуркой прижила? — прохрипел пьяница, упираясь в Катю бессмысленно-мутным взглядом.
— Убирайтесь вон.
— А ты поговори, поговори еще… Ишь, подстилки, мало вам своих мужиков… Настоящих русских мужиков… Все за конревтирован… Ой… ты чего?!
Павлов, неожиданно появившийся откуда-то сбоку, нагруженный еще какими-то пакетами, сгреб пьяницу за грудки и отшвырнул к багажнику.
— Пошел отсюда.
— Но-но, крутой, да? Видели мы таких. Руки распускать!
— Я сказал: пошел отсюда, русский, настоящий, ну! — Часть свертков упала на асфальт, а следом за ними туда же с силой шлепнулась и личность в шляпе. Павлов, казалось, просто толкнул его, выпивоха, отлетев этак шагов на пять, заорал, заголосил:
— Ты че, крутой, охренел? Ой-е, ты ж руку мне сломал вконец, ой, ребро сломал, паскуда!
— Ничего, заживет, потерпи. — Павлов сел в машину. — Я в булочную заскочил, — сказал он Кате, обернув к ней слегка побледневшее лицо. — Ну, все целы? Сливы в шоколаде любите?
— Люблю.
— Что… этот придурок, он напугал вас?
— Н-нет, я никого не боюсь. Вообще. А как вы его ловко. Это что, такой прием, а?
Павлов покачал головой и протянул Кате и ребенку по шоколадной сливе.
— Ну, куда теперь? Домой?
— На Канатчики. — Катя уже не стала объяснять дорогу. А он и не спросил. Словно знал.
Через полчаса, никого не застав у старой пристани, они вернулись на дачу.
— Ну, нашла своих байкеров? — спросил Мещерский — потный и перемазанный сажей. Он елозил на коленях вокруг сложенного кострища, пытаясь раздуть едва тлевший огонь. — Сырые, что ли? Никак не возьмутся. Мне ж угли нужны!
— Какие там сырые? — Кравченко принес и с грохотом сгрузил еще одну партию дров. — Ты как костер-то зажигаешь, господин Пржевальский? Кто ж так делает-то? Вот поедешь в свою Африку, ведь помрешь там с голоду!
— Ну, я не знаю, на, попробуй ты.
У Кравченко костер разгорелся мгновенно. Пламя взметнулось вверх.
— Ну все, амба. Теперь купаться. Наломался я с этим лесоповалом, ополоснуться трэба, — сказал он, поглаживая широкую грудь. — Ой вы косточки мои разудалые. Все, братва, кончай труды. Аида к яхт-клубу, там в заливчике вроде почище. Кать-ка, ать-два, одна нога здесь, другая…
— Мне не хочется купаться, Вадя.
— Ну и фиг с тобой. Капризничает еще, принцесса. За это будешь вечным вестовым при огне в пещере. Серега, Витька…
— Я бараниной займусь. Угли скоро будут готовы, как раз для ребер подойдут. Так что, ребята, вы езжайте, купайтесь, только через час чтоб были тут. А то солнце уже высоко, а мы ни в одном глазу. — Павлов пошевелил носком кроссовки дрова в костре.
— Это за нами не заржавеет, — пообещал Кравченко, и они с Мещерским отбыли на канал.
Катя побродила по саду, бесцельно трогая шершавые стволы яблонь, срывала листочки, подносила к губам. Она украдкой то и дело посматривала на костер, сверкавший подобно аленькому цветку среди буйной зелени. Солнце припекало все сильнее и сильнее. Катя скинула соломенную шляпку — свою итальянскую обновку, распустила волосы, подставила зною лицо, зажмурилась. Потом чуть приоткрыла глаза: высоко на ветке, прямо у нее над головой, висело желто-розовое яблоко. Она встала на носки, потянулась к нему, собираясь сорвать и надкусить: интересно, кислое оно или уже сладкое? Вдруг она почувствовала чье-то присутствие, но не обернулась.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!