Соперницы - Шарлотта Бронте

Прошли: сэр Роберт Уивер Пелам (демократ) и Томас Бэббикомб Морли (конституционалист).

Мисс Перси уже собиралась обратиться к отцу, когда кто-то оглушительно заколотил в дверь. Лорд Элрингтон велел дочери выйти. Вошел Квоши, сам не свой от ярости.

– Я никогда больше не буду баллотироваться! Меня, значит, выставили дураком? Отвечайте!

– Мой дорогой Квоши, что на вас нашло?

– Так вот: я возвращаюсь в Африку, а вы ищите себе сорок тысяч солдат где захотите!

– Квоши, одумайтесь! Есть еще сотни округов. Почему бы не баллотироваться, скажем, от Нортауна?

Квоши сел и некоторое время угрюмо молчал. Затем вскочил.

– Элрингтон, отдайте за меня свою дочь, и я обещаю вам пройти в парламент и привести семьдесят тысяч воинов.

Элрингтон глянул так, будто подумывает, не вышибить ли ему мозги, но тут же изобразил любезную улыбку и сказал:

– На таких условиях согласен.

– Ха! Но мне нужно ваше письменное обязательство.

– Ладно, звоните в колокольчик.

Вошли двое слуг. Элрингтон составил обязательство, они с Квоши его подписали, а слуги поставили свои имена в качестве свидетелей.

Квоши схватил бумагу, вложил в записную книжку и сказал:

– Шельм, теперь ничего не бойтесь. Я буду баллотироваться от Нортауна. Депутат от этого города уже избран, но, – при этих словах он положил руку на пистолет, – есть оружие и есть С’Дохни. Вы меня понимаете? Еду сегодня же. До свидания, Элрингтон!

Африканец вышел из комнаты, и вскоре его карета уже загромыхала прочь. Не успела дверь затвориться, как Элрингтон разразился хохотом.

– Я отдам Мэри дикарю?! Разбойнику-арапу?! Да никогда! Ха! Я дал ему обязательство, но я же подтолкнул его к убийству депутата! Он сам обратит мое обязательство в дым!

Вошел слуга и объявил сэра Р. У. Пелама, члена парламента. Элрингтон встал, тепло взял гостя за руки, сердечно поздравил с успехом на выборах и позвонил, чтобы позвали дочь. Он представил ей сэра Роберта как члена парламента от Стеклянного города Веллингтонии, ее – как хозяйку Перси-Холла.

– Ибо, – сказал Элрингтон, – завтра на рассвете я уезжаю по своим делам. Не в Витрополь – там мое влияние настолько прочно, что вместо меня может выступать доверенное лицо, – но в другие округа, чтобы помочь моим клевретам, как здесь. А вы, сэр Роберт, поскольку ваш Тамворт-Холл еще не достроен, будете, клянусь костями Сциллы, жить здесь до моего возвращения, дней восемь-десять. Никаких отговорок! К чертям вашу гордость и церемонность! Доброй ночи вам обоим. Завтра утром мы не увидимся. Сэр Роберт, в этом запечатанном конверте мои вам письменные указания.

Элрингтон поклонился баронету и вышел, не дав тому времени ответить. Сэр Роберт уже готов был заявить протест, но мисс Перси встала и принялась убеждать, что он вполне может здесь пожить. Так сказал отец. Она умоляет его остаться. Сэр Роберт учтивым поклоном выразил свое согласие, и они сели ужинать.

Элрингтон отбыл на рассвете. Сэр Роберт остался, но допоздна просидел в библиотеке. На второй день он был на завтраке и на обеде, однако все остальное время провел в городе. На третье утро он загладил свою невежливость: велел заложить экипаж и пригласил мисс Перси сопровождать его в Тамворт-Холл. Она была так же горда, как и он, но, видя, что гость сам делает первый шаг, решила ответить тем же. Недолгая поездка по сельской дороге в лучах восхитительного рассвета прошла в приятной беседе, для которой их образованность давала обильную пищу. Сэр Роберт много рассказывал про Англию, Европу, литературу, пейзажи. Мисс Перси делилась с ним сведениями о нашей замечательной стране. Вскоре их взорам предстал Тамворт-Холл – недостроенное, но величественное здание, окруженное парком. Все здесь говорило об исключительном богатстве, утонченном вкусе и рачительности сэра Роберта. В Перси-Холл они вернулись через прекрасный луг. Учтивое обхождение, красивый голос и глубокая эрудиция титулованного члена парламента заставили время пролететь для его юной и прекрасной спутницы совершенно незаметно. Что до него самого… впрочем, это не важно.

На следующее утро, расчесывая прекрасные золотисто-каштановые волосы хозяйки, горничная достопочтенной мисс Перси, по обычаю всех представительниц этого привилегированного сословия, принялась обсуждать гостя:

– Говорят, что сэр Роберт Уивер Пелам – имя-то какое хорошее! – говорят, он красавчик, гордец и богач. На мой взгляд – чудо как пригож! Да, заносчив малость, редко кому слово скажет, зато уж если скажет, то голос такой приятный. Не то что его милость, который всегда кричит. А вы видели дом, который он себе строит? Нед Хевлим третьего дня водил туда меня и еще двух наших девушек, показать. Так вот, дом будет не хуже этого.

– Хватит болтать, Джейн, – сказала хозяйка.

Однако храбрая субретка не унялась. Она говорила о сэре Роберте, его доме и выборах, пока второй завтрак дожидался ее терпеливую госпожу. Всю следующую неделю сэр Роберт жил в Перси-Холле. Его заносчивость проявлялась лишь по отношению к тем, кто более всего привык ее сносить, – лакеям, конюхам и другому подобному люду. И дом, и хозяйка нравились ему все больше и больше. Впрочем, пусть читатели не думают, будто такой поворот событий стал для него неожиданностью. С первого визита в Перси-Холл холодный аналитический ум Пелама определил, что впечатление, которое произвела на него мисс Перси, при дальнейшем знакомстве перейдет в чувство куда более глубокое. Что до Марии Генриетты, она была застигнута врасплох. Сэр Роберт не мог не понравиться ей с первого взгляда. Взять хотя бы внешность. Высокий рост, благородная осанка, спокойный, горделивый взгляд, легкая, но выразительная улыбка в мужчине значат не меньше, чем в женщине – изящество форм, красивые руки и ступни, золотистые кудри, большие карие глаза, хорошенький носик и неподражаемая улыбка; добавьте сюда еще и манеру держаться, такую естественную, такую безыскусную и в то же время такую прихотливую, сдержанную и гордую с равными или с теми, кто хотел такими казаться. И, что еще удивительнее, более всего в ней привлекало сходство с грозным отцом: те же руки, тот же нос, те же волосы, тот же блеск в глазах, когда они вспыхивают гневом. Все перечисленное, как я сказал, было вполне по душе сэру Пеламу. Однако не буду об этом больше. Скажу лишь, что на вторую неделю пребывания сэра Роберта в Перси-Холле, когда заходящее солнце, пронизывая густые кроны исполинских вязов, золотило летнюю лужайку, мисс Перси стояла у могилы матери, и Пелам спокойным, четким, мелодичным голосом открыл ей свои чувства, завершив предложением руки, сердца и состояния. Он добавил, что не шутит и не хочет, чтобы шутили с ним. Мисс Перси сперва покраснела, затем побледнела и наконец сказала, что до возвращения отца ничего ответить не смеет. Обоим