Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов

23. Глава двадцать третья

В июле знаменитые артисты театра и кино уходили в отпуск. В театральном сезоне летнее время — просто перекур. В кино, как обычно, всё было более волшебно. Зиму снимали в мае и июне, а лето зимой. Июль и август руководство студий отдавало актёрам на отдых у волн Черного моря и на творческие встречи со зрителями, благодаря которым любимцы народа зарабатывали себе на автомобили, возможность ловить кайф в дорогих ресторанах и подставлять белые животы солнцу не в Пицунде, набитой трактористами, победившими в соц. соревновании, а на пляжах «Золотые пески» в самой дружественной нам всем Болгарии.

Капитан Володя Тихонов считался в УВД самым утончённым и добротно рафинированным милиционером. Ему не было равных в познании тонкой поэзии, лучших живописных школ мира, он один единственный мог назвать больше двадцати композиторов-классиков, регулярно перечитывал «Войну и мир», а кроме всех этих извращений имел привычку ходить на постановки облдрамтеатра и творческие встречи с гастролирующими в отпусках популярными актёрами.

Тридцатого июля во Дворце профсоюзов встречался с народом кумир девушек и любимец остальных — Леонид Быков. Все обожали его после старого уже фильма «Максим Перепелица», более поздних — «Алёшкина любовь», «На семи ветрах», «Зайчик» и «Разведчики». Тихонов ни морально, ни физически не имел права пропустить встречу с таким грандиозным талантом. И отсидел в третьем ряду почти два с половиной часа, внимая ироничному повествованию Быкова о своей биографии и тяжком актёрском труде. В конце после показа нарезки кадров из разных фильмов ему стоя аплодировали минут двадцать и за это время Вова, разглядывая зал, увидел свою бывшую любовницу Танечку Романову.

Он тогда ещё не знал, что она заметила его намного раньше, и потому слегка ошалел, когда на улице, на первой ступеньке дворцовой лестницы увидел её, платочек в руках теребящую и ждущую его, Тихонова.

— Вовочка! — произнесла она единственное слово, но так, будто он был самым несчастным, болеющим всеми болезнями одновременно, а потому жалким и крайне нуждающимся в исцелении её оздоровительной страстью.

— Татьяна, охолони! — выставил вперёд обе руки Володя, ладонями отгораживаясь от тепла, которое струилось из Танькиного тела, одетого в невесомое шифоновое платье, подшитое сантиметров на тридцать выше колен. — Если я не удержусь и приклеюсь к тебе снова, то меня Малович пришибет. Он обещал. Или жена опять уйдёт и потом больше не вернётся. А меня, Танюха, как вроде бульдозер сзади на тебя толкает и внутренности мои содрогаются от сладостных воспоминаний.

— Вовочка! — как разрядом электричества в триста восемьдесят вольт прошила Танька насквозь душу и тело капитана. Или это она духом колдовским, которому не воспротивишься, дохнула на Вову. Но он устоял ещё целую минуту. Почти вечность. И-таки обнял её, и как под гипнозом, стал целовать сладкие от помады губы и гладить дрожащей рукой её грудь третьего размера. При всём честном народе, среди которого он не замечал знакомых своих и подруг жены. Он не целиком помнил, как она поймала такси, вообще не понимал — как оказался голым в Танькиной кровати. Дошло до него только то, что они, оба скользкие от пота, через час лежали с сигаретами в зубах и почти в бессознательном состоянии дули в потолок дымом от сигарет «Ту-134».

Домой он дополз как политый дихлофосом таракан, объяснил Марине, что чуть не подох, гоняясь за опасным преступником, отказался от еды, упал на диван в своём лёгком льняном костюме и полосатых носках, после чего сказал: «Во, как, мля!» и затих до утра. И снов не видел, и телефонных звонков не слышал. А потому и не знал, что уже через час после его приключения Маринкины подружки, тоже посетившие встречу с Быковым, всё про Володю с любовницей ей рассказали с выражением и в черных красках.

Утром он проснулся бодрым, поскольку сбросил литров пять тестостерона с адреналином, и первым делом на груди своей увидел листок из блокнота Марины, которая вкратце сообщила, что на развод подаст сегодня, искать её не надо, а забыть о том, что она — жена Тихонова, необходимо прямо с этой минуты.

— Шура. — позвонил он другу. — Застрели меня из моего личного табельного «макара». Самоубиться срочно хочу. Но сам не смогу. А если шлёпнешь из моего, то вроде я сам и стрельнулся. У меня, Шура, случайно, но опять была случка с Романовой Танькой. Я не понял как это вышло. Вроде как под гипнозом. Но жене тут же «дятлы» отстучали, и ушла она насовсем, а потому жить мне больше не стоит. Преступников ты и без меня всех отловишь. А меня похороните как самоубийцу и последнего козла в степи глухой. Да креста не ставьте. Чтобы зарос я травой и как не было меня никогда, долболома!

— Ты давай, дуй на работу, — сказал Малович, пропустив все горестные Володины слова. — Из нас с тобой Лысенко сколотил следственную группу. Так что Дикого с кентами доводить до суда будем мы. Посадим, а потом я тебя убью щелбаном с оттяжкой. Это пострашнее пули, Вова. Рука у меня тяжелая. Да тебя, предателя, и убить-то маловато будет. Я лучше тебя женю на Таньке. Это куда ужаснее. Живи потом сколько протянешь, весь в рогах как ёжик в иголках.

Вова горестно обошел квартиру, лишенную Маринкиных и Машкиных вещей, умылся и поехал на мотоцикле заполнять свою опустошенность общением с грабителями и убийцами. Всех троих привели в допросную комнату, Шура что-то писал за столом, а бандиты глядели на него с жалостливыми ухмылками, потому как не сомневались, что очень легко «отмажутся». Нападения на промтоварную машину реально-то не было. Просто они — ребята весёлые и любят розыгрыши. А переоделись, чтобы над водителями подшутить. Потому как никто из шоферов лично постов ГАИ на дорогах не видел сроду. Не было у Кустанайской дорожной милиции такой традиции — ловить нарушителей за семьдесят километров от города. И все это знали.

— Капитан Тихонов, у наших задержанных при себе нет документов. Надо установить их личности, — определил Вове задание майор Малович. — Сейчас они дадут адреса свои и ключи от замков. И скажут, где лежат паспорта. Или, если паспортов не будет, за нарушение паспортного режима мы их привлечем как тайно проникнувших в СССР шпионов из Америки с целью проведения серии диверсий и нанесения большого вреда государству. Это — сразу высшая мера. Никаких доказательств суду не надо. Ну, граждане диверсанты, даёте ключи с адресами или по