Вечные влюбленные - Ширли Басби

Бормоча что-то про вероломных людей, которые бросают друзей в беде, Рокуэлл наконец покинул кабинет. Николаc закрыл за ним дверь, улыбнулся и вернулся за стол. Его ждал дневник, но было уже поздно: скоро обед, надо переодеться и примкнуть к другим.

Рокуэлл отвлек его, и ему надо было кое-что сделать, прежде чем он примется обдумывать варианты соединения Александра и Этти.

Ник не шутил, когда сказал Тесc, что надо написать Эйвери записку с требованием прислать вещи Тесc и тетушек в усадьбу Шербурн, — он не видел смысла оставлять их у Эйвери. Он требовал лишь то, что принадлежало дамам.

Он набросал короткую записку, в которой излагалась суть дела, и отправил ее в усадьбу Мандевиллов. Он не стал тратить время на объяснения и политесы, а просто заявил, что хотел бы, чтоб все вещи его жены и ее теток были немедленно отосланы в усадьбу Шербурн.

Не давая Эйвери времени на раздумья, он вместе с запиской отправил несколько слуг и две повозки.

* * *

Краткая записка Ника взбесила Эйвери. Он теперь понял, почему не мог разыскать следов ни Тесc, ни ее теток Он был настолько ошарашен известием, что Тесc замужем за Ником Талмиджем, что оцепенело приказал собрать все из комнат трех дам и погрузить вещи в повозки. В одиночестве сидя в кабинете, он невидящим взглядом смотрел на листочек бумаги, лежавший посреди стола, поглощая стакан за стаканом вино.

«Все пропало!» — мрачно думал он, сжимая кулаки. Этот ублюдок Талмидж разрушил его брачные планы и женился на наследнице, оставив его ни с чем. Похоже, граф Шербурн одержал над ним победу, а блестящему будущему, когда он мог стать одним из законодателей света и жить припеваючи на деньги Тесc, не суждено сбыться. Дела с мистером Брауном выгодны, но не до такой же степени!

Время шло, а Эйвери все сидел в кабинете, напиваясь больше и больше и думая лишь о том, сколько зла причинил ему один человек:

Ник Талмидж. Они стали соперниками с первых же дней в армии.

Горечь и злость овладели Эйвери от воспоминаний, что в те дни Ник всегда одерживал над ним верх: будь то игра в карты, ухлестывания за женщинами или поединки. Ник всегда умудрялся побеждать его.

Соперничество их становилось все сильнее и со временем превратилось в глубокую постоянную ненависть. Эйвери нахмурился. Он не мог точно сказать, когда соперничество их переросло в неприязнь, но знал, что возненавидел Ника Талмиджа намного раньше, чем тот невзлюбил его…

Ее звали Катрин, она была дочерью сержанта в полку Ника. Ее отец был одним из тех людей, которые десятилетиями работали на Шербурнов. Ник был необыкновенно дружен с сержантом. Вместе с несколькими офицерами он, когда был свободен от дежурств и других дел, заезжал в гости к Комптону, его жене и их единственной дочери. Не раз и не два Эйвери и его приятели оказывались в веселой квартире Комптонов. У миссис Комптон был дар превращать любой дом в уютное гнездышко, будь то дырявая палатка в Индии или грязная лачуга в Португалии. Кроме того, она великолепно готовила, а людей, которые находились вдали от дома, запах сливового пудинга, витающий в воздухе, или аромат пирога с почками манили сильнее, чем призывное пение сирен. У офицеров вошло в привычку приносить пухленькой сердечной миссис Комптон всевозможные деликатесы, которые им удавалось раздобыть, чтобы она приготовила им что-нибудь вкусненькое.

В сущности, дом Комптона стал излюбленным местом встречи для многих офицеров еще задолго до того, как Катрин начала превращаться в красавицу. И разумеется, когда она расцвела в золотоволосое ангелоподобное создание с веселой улыбкой, молодые офицеры чуть ли не поселились в доме Комптонов. «Все было весьма невинно, — вспоминал Эйвери, — сержант и его жена были слишком привязаны к каждому из нас, чтобы подумать, что кто-то сможет совратить их единственное дитя…»

Эйвери поджал губы. Он не собирался совращать глупую девчонку! Просто играл с ней, легкомысленно флиртовал, как это обычно делают другие, но она оказалась такой дурочкой, что влюбилась в него. Сказать честно, он за ней немного приволокнулся, особенно после того как Ник предупредил его, чтобы он отступил. О, ну ладно — он намеренно решил соблазнить ее, чтобы показать этому задаваке Нику Талмиджу, что плюет на его желания. «Ник вечно ее защищал, почти как брат», — с ухмылкой подумал Эйвери.

Некоторое время Эйвери наслаждался тем, что заставил семнадцатилетнюю Катрин Комптон влюбиться в себя. Она была красивой, с оленьими глазами, этакая роза на высоком стебле, и Эйвери тайно ухаживал за ней, целовал, обещал вечную любовь. Когда она наконец поддалась его страстным мольбам и подарила ему свою невинность, он торжествовал.

Эйвери скривил губы. Чувство оказалось недолговечным, длилось всего пять недель: маленькая глупая замарашка забеременела, и у нее хватило дерзости ждать, что он на ней женится! Эйвери фыркнул. Будто он породнился бы с простым сержантом!

Он еще сделал большой глоток вина, вспоминая о последних днях в Португалии. Они были в высшей степени беспокойными, поскольку Эйвери понимал, что раньше или позже Катрин расскажет кому-нибудь о своем положении и что ему придется отбиваться от обвинений, категорически все отрицая. Это было бы трудно, так как Комптонов все любили, а он, Эйвери, вызвал бы к себе открытую неприязнь многих офицеров и других людей. Однако он продолжал бы твердить о своей невиновности, и со временем сплетня сама по себе угасла бы.

Эйвери все обдумал, однако не учел, сколь безумно будет страдать отчаявшаяся Катрин. Он не мог предположить, что она покончит с собой, бросившись в реку.., и что ее мать будет неистово пытаться спасти ее и погибнет сама. Но несчастье еще не закончилось: не прошло и суток после того, как сержант, увидев свою жену и дитя в общей могиле и обезумев от горя, выхватил пистолет и разнес себе голову.

Сначала Эйвери подумал, что ему удалось выпутаться невредимым из этой ужасной трагедии. Но через неделю стали известны причины самоубийства Катрин. Отвратительно. Оказалось, что их связь не была тайной, как полагал Эйвери, — нашлись люди, видевшие его то тут, то там с Катрин, и что еще хуже — Катрин призналась своей подруге не только в том, что она беременна, но и назвала отца ее неродившегося ребенка.

Эйвери пил вино и, разглядывая комнату, пришел к заключению, что, слава Богу, эта история закончилась, да и Сидни умер вовремя.

Иначе Эйвери пришлось бы не только выносить презрение друзей-офицеров, но и сразиться на смертельном поединке с ненавистным соперником. Эйвери знал, что Нику мало будет ранить — он захочет убить его. К счастью, Талмидж во время трагедии был в отъезде, так что Эйвери избежал или отложил на время кару от руки своего ненавистника. А тут ему еще повезло — не прошло и двух дней, как о его связи с Катрин стало известно, до него дошли вести о смерти Сидни Мандевилла и о неожиданном наследстве. Вместо того чтобы оказаться на дуэли, лицом к лицу с разъяренным Талмиджем, Эйвери вышел из армии, уехал с континента и возвратился в Англию. Впрочем, похоже, ему не удалось полностью отделаться от Ника Талмиджа…