Завоевание империи инков - Джон Хемминг

Монах-августинец Хуан де Виверо, который говорил на языке кечуа, занялся религиозным наставлением молодого Инки, и все пошло хорошо. Сайри-Тупак ходил в монастырскую церковь Санто-Доминго, построенную в стенах храма Солнца инков Кориканча, и видно было, как он там молился с большим рвением, «хотя некоторые недоброжелательные наблюдатели говорили, когда видели его стоящим на коленях перед святым причастием в церкви Санто-Доминго, что он молится своему отцу-солнцу и поклоняется телам своих предков, которые раньше находились в этом месте». В конце 1558 года Инка Сайри-Тупак и его жена прошли обряд крещения, который совершил епископ Солано, а конкистадор Алонсо де Инохоса был крестным отцом. Инка при крещении получил звучную комбинацию имен своего отца и отца вице-короля: Дон Диего Уртадо де Мендоса Инка Манко-Капак Юпанки. Королева крестилась как Мария Манрике, а их младенец-дочь получила имя Беатрис Клара.

Вскоре после принятия в лоно церкви Сайри-Тупак заболел и решил, что должен написать завещание. Копия этого документа была не так давно обнаружена в «Архивах Индий» в Севилье. Это был простой документ, в котором не упоминалось ни имперское прошлое Инки, ни его настоящее благосостояние. Сайри-Тупак оставил часть наследства своей жене Марии Куси Уаркай, своей сестре Инес и своим юным кузенам Хуану Бальсе и Хуану Сьерре де Легисамо (сыновьям своих теток-принцесс: Хуаны Марки Чимпу и Беатрис Ньюсты). Но своей главной наследницей он сделал свою дочь Беатрис. В своем завещании он упомянул 17 туземных военачальников, которые сопровождали его из Вилькабамбы, и оставил им кому земли, кому плащ, кому тунику из прекрасной ткани кумби. А также в ознаменование своего обращения в христианство он оставил средства на постройку часовни в церкви Санто-Доминго и обратился с просьбой, чтобы его похоронили в этом бывшем храме. Но случилось так, что Инка оправился от болезни и отправился жить в свои поместья в долине Юкай.

Коррехидором — управляющим Куско — в это время был Хуан Поло де Ондегардо, человек, который с интересом относился к инкам, и его взгляды на управление Перу были разумными. На его счету была победа, благодаря которой испанцы еще больше упрочили свою власть в стране. В 1559 году он провел опрос главных туземных старейшин и отослал отчет о своих изысканиях архиепископу Херонимо де Лоайсе, чтобы тот огласил его на первом заседании церковного совета в Лиме. Вероятно, в результате этого опроса Поло узнал, что многие мумифицированные тела умерших Инков индейцы продолжают скрывать от испанцев и поклоняются им. В Мембилье, неподалеку от Куско, он нашел каменное изображение основателя империи инков Манко-Капака, богато одетое и украшенное. Гонсало Писарро уже до этого нашел и сжег мумию Инки Виракочи в Хакихауане, деревушке, где его самого чуть позже повесили. Теперь Поло обнаружил, что прах Виракочи почитают чуть ли не больше, чем раньше его мумию. Он также обнаружил «уауке» этого Инки, символическое изображение, которое делали после смерти каждого правителя. Но его самым большим успехом была находка хорошо сохранившихся мумий трех Инков и четырех койя, включая мумию великого Пачакути, Уайна-Капака и его матери Мама-Окльо. Когда молодой Гарсиласо де ла Вега пришел проститься с Поло перед своим отъездом в Испанию в 1560 году, ему показали пять мумифицированных тел. Он вспоминал, что «они были настолько совершенны, что у них были и волосы, и брови, и ресницы. Они были в одеждах, которые носили при жизни, с льяутами (лентами, или шнурами) на головах, но больше никаких знаков королевского отличия на них не было. Они находились в сидячем положении, как обычно сидят индейские мужчины и женщины; их руки были скрещены на груди, правая поверх левой; глаза были опущены вниз… Я помню, как я дотронулся до пальца на руке Уайна-Капака. Он был твердый и жесткий, как у деревянной статуи. Тела весили так мало, что любой индеец мог переносить их из дома в дом на руках или на плечах. Они носили их по улицам и площадям завернутыми в белое полотно. При этом индейцы падали на колени и проявляли свое глубокое уважение к ним стонами и слезами, а многие испанцы снимали перед ними свои шляпы». Эти мумии были отвезены вице-королю Каньете в Лиму и спустя двадцать лет были осмотрены святым отцом Хосе де Акостой, прекрасно сохранившись до этого времени. Испанцы отнеслись к обнаружению и изъятию этих священных мумий как к важному шагу в противодействии растущему возрождению туземной религии. Итак, прошло десятилетие, и к концу пятидесятых годов все в Перу сложилось благоприятно для завоевателей: последний мятеж колонистов угас и был забыт, а Инка жил недалеко от Куско как послушный христианин.

Трудящиеся массы Перу утешались и вдохновлялись тем, что крохотное государство Манко в Вилькабамбе продолжало существовать. Бартоломе де Вега признавал, что «сердца большинства из них — там, с Инкой, и так будет до самой их смерти».

Когда Сайри-Тупак поддался на уговоры испанцев и совершил свое величавое и трогательное шествие по оккупированному Перу, стало казаться, что был уничтожен последний осколок империи инков. Но успех испанской дипломатии был кратковременным, потому что молодой Инка Сайри-Тупак внезапно умер в своих земельных владениях в долине Юкай. Ему было всего лишь немногим более двадцати лет, и прошло меньше чем три года со времени его появления на территории Перу из цитадели в горах Вилькабамбы. Он был торжественно похоронен в монастыре Санто-Доминго, бывшем храме Солнца Кориканча.

Смерть Сайри-Тупака явилась для испанцев двойным ударом. Они остались без Инки, который мог бы возглавить индейскую общину в Куско. Ведь прекрасная вдова Инки Мария Куси Уаркай не достигла еще двадцати лет, а его единственным ребенком была малолетняя девочка Беатрис Клара Койя. Но значительно более серьезным было осознание того, что их попытка проникнуть в Вилькабамбу потерпела полный провал. Предполагалось, что обладание Инкой автоматически приведет к обладанию управляемыми им территориями. Теперь стало ясно, что самостоятельное государство индейцев было очень даже живо и находилось действительно в более умелых руках, чем когда бы то ни было со времени смерти Манко. Как только Сайри-Тупак уехал, его старший брат Титу Куси Юпанки принял бразды правления Вилькабамбой.

Титу Куси, чье имя означало великодушный и счастливый, был сыном Манко от жены, которая не являлась его родной койей. Его вступление на престол оказалось еще одним примером системы избирательной преемственности инков. Инки никогда не придавали такого большого значения праву первородства и законности в выборе нового правителя, как европейцы. Инкам важнее были способности, так что было обычным делом, если более способный, но менее законный сын вытеснял первого избранника. Обычно состарившийся Инка сам выбирал своего преемника, и Титу Куси утверждал, что после удара ножом Манко прожил достаточно долго, чтобы назвать таковым его. Это утверждение не соответствовало действительности: малолетний Сайри-Тупак был, без сомнения, законным преемником Манко и признавался таковым в течение двенадцати лет регентства. И все же кажется вероятным, что Сайри-Тупак был признан неполноценным. Регенты и военачальники решили, что Титу Куси будет лучше поддерживать традиции Манко как партизанского вождя и непримиримого врага испанцев. Поэтому они не препятствовали Сайри-Тупаку, когда тот захотел явиться миру и вести жизнь, полную комфорта, в испанском Перу, а сами позаботились о сохранении в Вилькабамбе королевских регалий: головного убора в виде темнокрасной бахромы. Они также использовали Сайри-Тупака как подопытного кролика, чтобы проверить позицию испанцев после окончания гражданских войн.