25 июня. Глупость или агрессия? - Марк Солонин

Кажущаяся разница во времени объясняется тем, что немцы делали записи в судовом журнале по берлинскому времени, на час отличающемуся от московского.

С постановкой собственных минных заграждений на входе в Финский залив Балтфлот отстал от противника примерно на одни сутки. Разумеется, отстал не от избытка миролюбия и не от пресловутого «доверия к подписанному немцами пакту о ненападении». Командование флота ставило вопрос о немедленном начале минных постановок еще 19 июня, но разрешения из Москвы не поступило. Об этом практически в одних выражениях пишут в своих мемуарах и бывший нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов, и бывший начальник штаба КБФ Ю.А. Пантелеев: «…Помнится, балтийцы просили это (начать минные постановки. — М.С.) еще раньше, когда перешли на готовность № 2, то есть 19 июня. Но я не мог такого позволить — это выходило за рамки моих прав. Поэтому на Балтике этот приказ получили в 6 часов 30 минут 22 июня… Затем было дано дополнительное приказание: „Ставить мины круглосуточно, использовать все что можно: эсминцы и другие корабли“. Помнится, Л.М. Галлep лично звонил в Таллин и просил ускорить эту операцию: ведь нужно было выставить несколько тысяч мин…» [192].

«… Некоторое время спустя я разговаривал по ВЧ с заместителем Наркома ВМФ адмиралом Л.М. Галлером.

— Товарищ Пантелеев! Надо принять все меры к быстрой постановке мин заграждения… Пожалуйста, доложите об этом комфлоту.

— Есть! Доложу! — сказал я и не сдержался: — Лев Михайлович, сколько раз мы просили разрешения начать минные постановки! Но нам отказывали. А теперь торопят со всех сторон, будто мы сами ничего не понимаем…

Галлер меня перебил:

— Послушайте, голубчик, не будем сейчас вдаваться в подробности. Это потом, а сейчас я вас убедительно прошу доложить комфлоту и быстрее действовать…» [238].

Действовать начали быстро и решительно. В тот же день, 22 июня 1941 года, командование Балтфлота отдало командиру 2-й бригады подводных лодок такой приказ:

«1. Противник использует Балтийское море для своих военных перевозок; боевые корабли противника появились в юго-западных водах Финляндии. Сведения о минных постановках имеются только в районе банки Глотова.

2. Ваша задача: развернув лодки в средней и северной частях, топить все корабли противника по праву неограниченной подводной войны (подчеркнуто мной. — М.С.)» [247].

Остается только отметить, что государственная принадлежность «кораблей противника», которые предстояло «топить по праву неограниченной подводной войны», в этом приказе никак не обозначена.

«Командующим 14-й, 7-й и 23-й армиями, командирам 19-го СК и 50-го СК.

На рассвете 22 июня немцами началась бомбежка Севастополя, Либавы, Виндавы. Начались боевые действия [в] районе Кристынополь Киевского военного округа и границах Прибалтийского ОВО. Боевые действия начали немцы…» [196].

С этой директивы Военного совета для войск Ленинградского округа началась война. Примечательно, что совершенно очевидный для современного читателя факт («боевые действия начали немцы») не был столь заурядным для современников событий. Видимо, поэтому ВС округа счел нужным специально его подчеркнуть…

В первые дни войны войска Ленинградского округа оказались в особом положении. От начавших боевые действия немцев их отделяла 400-километровая полоса территории, находившейся в зоне ответственности Прибалтийского ОВО. Это обстоятельство позволило провести мобилизацию и оперативное развертывание Северного фронта в плановом, «штатном» режиме. В 10.45 22 июня в штабы армий был отправлен приказ того самого содержания, которого до начала артиллерийской канонады на границе так и ни дождались армии Прибалтийского, Западного, Киевского округов: «Ввести в действие план прикрытия немедленно». Все планы прикрытия мобилизации и развертывания приграничных округов (в том числе и план прикрытия ЛенВО) предполагали активные действия авиации по сопредельной территории. Но так как утром 22 июня вопрос о способе и масштабе ведения «активной обороны» на финской границе еще не был решен, то следом затребованием ввести в действие план прикрытия шла следующая фраза: «Переход и перелет границы до особых указаний не производить» [197].

Не встречая вооруженного противодействия, войска округа (фронта) действовали вполне слаженно и четко.

Оперсводка № 01 штаба 23-й армии сообщает, что уже к 19.40 22 июня стрелковое корпуса армии (19-й СК и 50-й СК) «заняли район прикрытия согласно плана» [198]. В 22.00 22 июня подписана оперсводка № 01 штаба Северного фронта: «Войска Северного фронта занимают свои районы [по] плану прикрытия и приступили к отмобилизованию по МП-41 (мобилизационный план 41-го года. — М.С.)… 1-я тд следует по ж/д на ст. Алакуртти, к 20.00 прибыло два эшелона… Полуостров Ханко. Части в боевой готовности. Семьи военнослужащих эвакуируются 22 июня в 18.00 теплоходом „Иосиф Сталин“… Нарушения границы наземными частями в течение дня на фронте 7-й и 23-й армий не отмечалось» [199].

В тот же день, 22 июня, пришли в движение и главные ударные соединения Северного фронта: 1-й и 10-й мехкорпуса. Первый по счету боевой приказ (без номера, написан от руки) командир 10-го МК генерал-майор И.Г. Лазарев отдал в 8.50 22 июня: «Поднять части и привести в боевую готовность. Быть готовым к выступлению» [200]. Следующий приказ того же дня (без номера и без указания точного времени): «После истечения срока боеготовности частей в ночь на 23.6.41 подготовиться к выступлению. Ориентировочно район к-хи [кирхи] Хейниоки» [201]. Странно, но этот приказ ещё содержат указание: «Огнеприпасы на руки не выдавать».

Но уже в 23.10 22 июня командир корпуса приказал «укомплектовать боевые машины положенными боеприпасами. Стрелкам выдать на руки».

К вечеру 23 июня соединения 10-го МК (21-я и 24-я танковые дивизии. 198-я моторизованная дивизия) вышли из пунктов предвоенной дислокации и сосредоточились на южных окраинах Ленинграда. В ночь с 23-го на 24 июня огромный, грохочущий и изрядно дымящий «железный поток» 10-го мехкорпуса (по состоянию на 1 июня 1941 г. в корпусе числилось 469 исправных танков, 86 бронемашин, 34 гусеничных тягача, 1090 автомашин, 450 мотоциклов) прошел через Ленинград на север в сторону Выборга [202]. Дивизии корпуса имели задачу выйти в район ст. Кямяря, п. Хейниоки, п. Муола, ст. Тали (см. карту № 6).

В штаб 1-го мехкорпуса первое по счету боевое распоряжение (б/н) поступило в 10.50 22 июня: «Комвойсками приказал 3-ю тд и 163-ю мсд поднять и подготовить к выступлению. Время выступления и маршрут будет дан дополнительно» [203]. В 14.15 22 июня командир корпуса генерал-майор М.Л. Чернявский отдал боевое распоряжение №1: «Командирам 3-й тд, 163-й мсд, 5-го мцп (мотоциклетный полк). Подготовить части в полную боевую готовность. Части рассредоточить в укрытых местах своих лагерей и принять все меры охранения. Готовность к выступлению постоянная…» [204]. Наконец. в 22.11 22 июня дивизии 1-го мехкорпуса получили приказ начать немедленно марш по маршруту Псков–Луга–Красногвардейск (Гатчина) и к утру 24 июня сосредоточиться в районе южных пригородов Ленинграда (Пушкин, Пулково). Все это вполне соответствовало всем известным предвоенным планам, в соответствии с которыми 1-й МК как главный резерв командования фронта сосредотачивался южнее Ленинграда.