Разносчик порнографии - Виктор Мельников

– Я хотела отрезать тебя от мира сего.

Был суд. Супругу Рудольфа признали невменяемой, отправили на лечение.

– Насилие подчиняет, а не подчиняется. А значит, не излечивается, – заключил он. – Оно изолируется.

Ранее эту историю я слыхал, город маленький, но не из уст непосредственного участника трагических событий. Так получилось, мы сошлись вместе за барной стойкой. Слово за слово – так и познакомились. Я уже был без денег, а Рудольфу надо было выговориться, что-то случилось либо накопилось на душе; одинокие мужчины просто так не ищут слушателя в пивном заведении. Он угощал. Коньяком. Я слушал. Ему я не был интересен как личность, видимо. Он не спросил, как меня зовут. Но я понимал, что это лишнее. Узнав моё имя, он, покинув бар, тут же забыл бы его.

После мы стали разговаривать о женщинах, о сексе. Не секрет, что говорить с малознакомым человеком на такие темы легче. Я заметил, что женщина о сексе думает в два раза больше, мужчина о сексе чаще говорит вслух.

– В жизни должно быть всего много, и денег, и женщин, даже несчастья.

И Рудольф поведал мне одну историю из своей медицинской практики, забыв, наверное, о врачебной этике и тайне. Причиной тому стал, я решил, выпитый коньяк. В нас сидело, по меньшей мере, по бутылке этого пойла.

– Жизнь – это игра, построенная на жонглировании пятью шариками, – начал он издалека. – Так говорят мои коллеги, психологи. Эти шарики – работа, семья, здоровье, друзья и душа, и необходимо, чтобы все они постоянно находились в воздухе. Так вот, шарик «работа» сделан из резины – если его невзначай уронить, он подпрыгнет и вернётся обратно. Но остальные четыре шарика – семья, здоровье, друзья и душа – стеклянные. И если уронить один из них, он будет непоправимо испорчен, надколот, поцарапан, серьёзно поврежден. Или даже полностью разбит. Он никогда не будет таким, как раньше. Поэтому нужно осознавать это, стараться, чтобы этого не случилось. Лично я мало знаю людей, кто обладает искусством жонглёра. Не обладала этим талантом и та семья, о которой хочу поведать.

Так вот, она была первым и долгожданным ребёнком своих родителей. Они были так счастливы, что у них родилась белокурая дочь, похожая на маму, её назвали Светланой.

Света окончила школу с серебряной медалью. Поступила в университет, факультет финансов и кредита. Её мама была бухгалтером, и дочери казалось, что работа, связанная с бумагами и цифрами, очень интересная. И не ошиблась. Устроившись в компанию, которая занималась строительством дорог, Света чувствовала, что работа ей нравится. Весёлый и лёгкий человек – она имела много друзей. Предпочитая активный отдых, эта красивая девушка ездила с родителями в горы кататься на лыжах, отдыхала на лучших курортах Египта и Турции, была даже в Шри-Ланке, купалась в Индийском океане. Регулярно ходила в бассейн, дважды в неделю в спортзал. Она вела здоровый образ жизни, не курила, алкоголь – только полусладкое вино в малых количествах. Хотела иметь детей и любящего, заботливого мужа, который смог бы стать для неё умным и надёжным мужчиной, без проблем с весом, уверенным в себе, целеустремлённым и оптимистичным, с чувством юмора.

Так жила Светлана и такие вот мысли посещали её и в восемнадцать лет, и в двадцать, и в двадцать три. Нет ничего необычного во всём этом, если девушка не замужем и не прикоснулась, хотя бы мизинцем, к серым проблемам бытия, ограждаемая от них заботливыми родителями.

Если не одно «но», что означало переменчивость в характере, эмоциональность. И в её жизни наступали такие моменты, когда утром просыпалась у себя в постели другая девушка, внешне ничем не отличавшаяся от той. В её прекрасной головке срабатывал некий реверс, и она говорила о себе родителям – это было только начало, предвестник бури, – что она истеричка и невыносима. Началось это в семнадцать лет. Со слов мамы и папы. Но началось это, по-видимому, намного раньше.

– Что с тобой? – спрашивала мать.

– Ничего, – отвечала Света. – Я не люблю себя, я просто балдею! Посмотри на меня – разве можно не кайфовать от этого тела, а? И я понимаю, почему со мной любят трахаться все, кому не лень. Потому что я разная, как тысяча улыбок мира. Я эгоистка. Я великолепна. Я слепну от своих лучей, сияя. Я непостоянна, я ветрена. Я вечная эксгибиционистка, я обнажаю чувства и тело – я девушка почти без недостатков.

Вначале мать и отца шокировала откровенность дочери. Она говорила так, не ругаясь с ними, а между прочим.

Вскоре они привыкли. Считали, это переходный возраст, что их ангелок просто не нашёл свою половинку, в которую смог бы влюбиться, и таким образом занимается самобичеванием. Правда, удары плетью задевали и их самих.

А после мать и отца стала пугать некая ненависть по отношению к ним, явственно звучавшая в словах. Но они были бессильны перед бесом, вселявшимся в их дочь с той самой периодичностью, как ей исполнилось девятнадцать.

Именно в этом возрасте Света лишилась девственности с неким лицом кавказкой национальности на вещевом рынке, за ширмой, где покупатели обычно примеряли одежду, а Леван, тридцатилетний педофил, справлял свою сексуальную нужду. А не в семнадцать. Но это не важно.

Уже тогда Свете хватило ума не задерживать около себя больше одного раза новоявленного любовника. В период «кризиса», продолжавшегося около десяти дней, она могла сменить от двадцати партнёров. В двадцать лет, попытавшись подсчитать то «количество раз», она ужаснулась: их было более ста. Она трахалась везде и всюду, как кошка, как собака, как крольчиха – как неразумное животное, ей было всё равно, где и с кем это произойдёт. Она не делала выводов, оставалась безразличной. И не влюбляла в себя партнёров – попросту сбегала от них сразу. Только секс! Поэтому у неё не было врагов. Она улыбалась каждому мужчине, ибо каждый момент соития доставлял ей удовольствие – она испытывала оргазм. Процесс соблазнения был немногословен, и если Света отпускала мужчину без секса – бывало и такое, – так как он не понимал её, не означало, что она упускает его: найдутся другие. Она не старалась нравиться всем – она оставалась той самой, в кого превращалась, облик красивой женщины защищал её и оберегал от насмешек. Для каждого, кто познал её, Света была разной. Для кого-то глупой, другому она казалась умной, третьему нравилась её смазливая внешность, четвёртому было противно, но он не испытывал себя в такой ситуации, когда его соблазняли, уводили, а затем насиловали, – не он, а его!

– Девушка, вы ненормальная! – сказал однажды один партнёр, вытирая член влажной салфеткой, которую любезно предоставила ему Света. Она, можно сказать, силой затащила его к себе в автомобиль.

– Не волнуйся, я могу подсадить на секс без обязательств, но не шантажировать, если ты женат, – она заметила обручальное кольцо на его правой руке до того, как сесть в машину.

В дни «обострения», а они происходили часто, особенно тяжело Света чувствовала себя на работе. Здесь она оставалась – или старалась остаться – тем, кем её видели и считали. Это была пытка. Настоящий ад, где прохладно не бывает. Голова болела, а в промежности она испытывала невыносимый зуд, похожий на чесотку. Света часто выходила из рабочего кабинета, где помимо неё находились три женщины и мужчина (он кидал взгляды в её сторону, замечая, что с ней творится что-то неладное – она готова была его увлечь за собой), в туалет, мастурбировала.