Глубже - Робин Йорк

это и Ваш сын, нравится ему это или нет, хочет ли он признать, что на них со мной он. И не я показала всему миру, что они существуют. Это на его совести. Нейту есть за что ответить. Я бы хотела, чтобы Вы его разбудили.

С полминуты мы стоим так. Думаю, она надеется, что я уйду, передумаю, но этого не происходит.

Наконец она поворачивается и поднимается по покрытой ковром лестнице. Она оставляет дверь открытой. Я стою на пороге в сером утреннем свете. Нежеланный подарок на пороге.

Я слышу, как на кухне работает радио. Сверху доносится гул голосов, словесный танец между Нейтом и его матерью, слишком приглушенный, чтобы разобрать детали.

Жалоба. Резкий ответ. Потом разговор становится громче, открывается дверь.

— Почему ты на ее стороне?

— Я нет. Но, если я узнаю, что ты это сделал, не жди, что я поддержу тебя только потому, что ты мой сын. То, что с ней случилось, просто отвратительно.

— То, что она сделала, отвратительно.

— То, что она сделала, она сделала с тобой. А теперь одевайся и спускайся вниз.

Шаги. В ванной наверху течет вода.

Нейт спускается босиком, в красной футболке и джинсах, от него пахнет зубной пастой.

Он потирает рукой шею.

— Я не должен с тобой разговаривать.

— Кто это сказал, декан факультета? Я тебя умоляю.

— Меня могут исключить.

— Может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем пытаться разрушить мою жизнь?

Его глаза сужаются.

— Не слишком ли мелодраматично?

— Думаешь, я преувеличиваю?

— Никто не пытался разрушить твою жизнь, Кэролайн. Твоя жизнь прекрасна. Всегда будет прекрасной.

— И что это вообще должно означать?

Его губы сжимаются. Он не отвечает.

— Ты даже не представляешь.

До меня только что дошло, что он не представляет, что наделал.

Когда он сказал, что мы всегда будем друзьями, в какой-то извращенной форме, он имел в виду именно это.

— Ты думаешь, это… как розыгрыш. Как в тот раз, когда вы с ребятами намылили все окна в средней школе или покатили машину футбольного тренера в парк и оставили ее на вершине. Ты что, засиделся допоздна с шестью пакетами пива, дрочил на порно, а потом подумал, я должен пошутить над Кэролайн?

— Кто-то украл мой телефон, — бормочет он.

— О, чушь собачья. Это такая гигантская дымящаяся куча дерьма, что я даже не собираюсь… Боже мой! Ты это сделал, не так ли? Ты думал, что сможешь это сделать, и это будет просто смешно, или потрясающе, или то, что я заслуживаю этого. Ты же не думал, что это испортит мои шансы поступить в юридическую школу. Разрушит мои отношения с моим единственным живым родителем. Ты не знал, что это приведет к тому, что я не смогу спать месяцами, не смогу смотреть на парня, не вздрагивая, не смогу натянуть футболку утром, не подумав: — Неужели это делает меня похожей на шлюху? Я подумывала о том, чтобы сменить имя, Нейт. Мне звонят незнакомые люди и говорят, что хотят воткнуть лезвие бритвы мне в киску. Вот что ты выпустил на волю. Это и миллион других ужасных вещей. Я хочу знать почему.

— Я этого не делал.

Голос у него тихий, сдавленный. Это ложь, наглая и нелепая ложь, которую он бросил здесь, в пространстве между нами. Слишком жалко даже для того, чтобы подкрепить это громкостью, языком тела, чем угодно.

— Ты сделал это.

Он пожимает плечами.

— Ты жалок, — говорю я. Потому что так оно и есть. Он такой жалкий. Прячется за своей ненавистью, смотрит на меня сверху вниз, смотрит на Уэста сверху вниз. — Мне жаль тебя.

— Ну ты и стерва.

— Почему? Почему я стерва? Это потому, что я порвала с тобой? Потому что я стою здесь? Потому что я не позволила тебе засунуть свой пенис мне в задницу? Я была добра к тебе, Нейт! Я любила тебя! В течение трех гребаных лет я делала для тебя все, что могла придумать, а потом ты отплатил мне этим. Я хочу услышать от тебя, что, по-твоему, я сделала, чтобы заслужить это.

— Ни хрена я тебе не скажу.

У него такое упрямое выражение лица, жаль, что его мама не видит его прямо сейчас. Честное слово. Он выглядит как четырехлетний ребенок.

Он мальчик, слишком упрямый, чтобы сказать мне правду, слишком инфантильный, чтобы понять последствия своих поступков.

Он ненавидит меня, потому что может.

Потому что ему это разрешили.

Потому что он мужчина, он богат, он привилегирован, и мир позволяет ему выходить сухим из воды.

Больше нет. Жизнь, которую разрушают эти снимки? Не будет моей жизнью.

— Приятного отдыха, — говорю я ему. — Наслаждайся оставшейся частью семестра. Это будет твой последний год.

И я вижу это в его глазах — страх.

В первый раз Нейт боится меня.

Мне это нравится.

Когда я сажусь в машину, хлопающая дверь погружает меня в тишину.

Не знаю, что мне делать с Нейтом, поддержит ли меня администрация в борьбе с ним, есть ли какой-нибудь способ преследовать его легально, уголовный процесс, гражданский процесс. Я немного покопалась в интернете, но до этого месяца я не хотела думать о борьбе, поэтому я действительно не думала о том, как будет выглядеть этот бой. Сколько времени это может занять. Чего я вообще хочу от Нейта теперь, когда снова позволяю себе хотеть чего-то.

Сегодня не тот день, когда я буду беспокоиться об этом. Сегодня есть и другие невозможности, о которых нужно думать.

Уэст уезжает, а я люблю его.

Я не могу этого изменить. Я могу только найти способ помочь ему справиться с этим.

Я свернула с подъездной дорожки и направилась к дому отца.

Мне нужно попросить его об одолжении, и он единственный, кто может мне помочь.

* * *

— Мне нужно, чтобы ты вытащил моего парня из тюрьмы.

Это предложение, которое я никогда не ожидала произнести кому-либо, а тем более отцу, но оно вырвалось сразу, плавно и легко.

— Тебе нужно, чтобы я.… что? Вытащил твоего парня из тюрьмы?

Может быть, мне следовало давно начать прокладывать путь к этому разговору.

Жаль, что я не могла выбрать другое время, как-нибудь утром, когда я вошла на кухню и он действительно выглядел счастливым, увидев меня. В отличие от сегодняшнего утра, когда он читал газету за чашкой кофе, круги под глазами были слишком темными, а рот слишком печальным, когда он увидел меня у французских дверей.

Но другого времени у нас нет.

Боль скручивает мои внутренности, когда я думаю