Десять тысяч стилей. Книга девятая - Илья Головань

Вот как. Спасибо вам, – встал и поклонился монахам Ливий. Они стояли рядом с куполом целые сутки.

«Выходит, теперь я могу отправиться в Хранилище Свитков и выучить техники храма Ммон? Хорошо, конечно, но местные тренировки были куда полезнее», – подумал Волк.

Он чувствовал, что изменился. Монахов сложно ввести в заблуждение. Их сложно смутить иллюзиями. Все из-за духовных тренировок. И теперь Ливий на себе познал то, чем славятся монахи Трех Истин.

– Долго тебя ждать пришлось, – сказал Махус, который стоял, прислонившись спиной к стене.

– Сам не ожидал. Давно стоишь?

– Да нет, я же знал, когда сутки закончатся. Если интересно: я пока только час продержался. Здесь это считается крутым результатом, до которого обычно несколько лет доходят.

– Догоняй, – усмехнулся Ливий. – Эйфьо.

На всякий случай он вновь установил ветряной барьер.

– Махус, как там наши? Как Ялум?

– Пойдет. Все продвигаются вперед. Лягушка…медитирует. Ей сложно справляться с наследием клана Комэтт. Часами приходится медитировать.

– Понятно…

Махус рассказал о всех из группы Волка. Ливий слушал его, но все его мысли все равно витали вокруг Ялум.

В мире идущих на секс смотрят куда проще, чем в мире обычных людей. Все из-за того, что идущие живут гораздо дольше. Кроме того, многие использует секс, как способ развития. Идущие жадны до силы. Поэтому в их глазах секс часто превращается в тренировку. Очень приятную тренировку.

Ливий не был таким человеком, но к свободным отношениям в среде идущих относился спокойно. Почти все вокруг были такими. Отличалась только Наус.

Своевольная морская нимфа надела седло даже на такого упрямого бабника, как Махус. Тот, кто стелился за каждой юбкой в Сильнаре, больше не смел покуситься на другую девушку. Ливий не был уверен, что дело в ревности. Возможно, Наус хотела сделать Махуса ответственней и разборчивей. А если уж быть разборчивым, то нужно выбирать лучший вариант, верно? А кто может быть лучше, чем она сама?

С первого взгляда можно было решить, что Ялум – полная противоположность Наус. Но Лягушка лишь хотела казаться такой, делала вид, что она – само воплощение свободы в отношениях. В прошлом Лягушка действительно спала с мужчинами и женщинами. Но делала это не из-за похоти или удовольствия. Ялум вел страх.

Наследие клана Комэтт подавляло эмоции девушки. В те моменты, когда сила крови брала над ней верх, все, что оставалось у Ялум – это страх. Причем и он медленно растворялся, оставляя Лягушку совсем без эмоций.

Поэтому Ялум выходила из проблемы так, как могла. Это происходило не в Сильнаре, а за его пределами. Если в школе Ялум могли помочь, то за стенами Сильнара она оставалась один на один с наследием клана Комэтт.

Ливий не осуждал Ялум. Осуждать девушку за то, что она пытается спастись в экстренных случаях? Ливий всегда оказывался далеко и не мог помочь. Право на ревность он имел бы только в том случае, если бы всюду ходил вместе с Ялум или если бы не отпускал ее никуда. Но она была идущей. И Ливий хорошо ее понимал.

Когда-то Ялум сказала, что спала с мужчинами на заданиях Сильнара. Ливий в это не верил. Ялум была достаточно сильной и умной, чтобы обвести вокруг пальца кого угодно. Все эти слова были лишь попыткой придать себе уверенности, доказать и Ливию, и окружающим, что все находится под контролем. И что Ялум делает это только потому, что ей так хочется.

У клана Комэтт есть свои методы борьбы с наследством. Со временем Ялум научилась сохранять свои эмоции, идя на крайние меры только в редких случаях – вроде того раза, когда Лягушка притащила в его спальню Бирэнну. Ливий не знал, через что девушке пришлось пройти. И винил себя за это.

Он считал себя ее парнем. Но что он сделал для того, чтобы Ялум смогла вздохнуть спокойно? О наследии клана Комэтт он узнал еще во время чемпионата Централа. И несколько лет даже не думал о том, чтобы найти способ ей помочь, кроме как предложить пройти в спальню.

Сейчас Ливий понимал, что врал себе. Он хотел, чтобы Ялум принадлежала только ему. Может, он и был идущим, но детство Ливия прошло среди обычных людей. Даже работницы борделя мечтают о том самом, который будет с ними до конца жизни.

Ливий хотел этого, но ничего не сделал.

Ему приходилось слышать о том, как члены клана Комэтт устраивают настоящие оргии или употребляют редкие наркотики. Но даже самый глубокий омут разврата не способен справиться с наследием клана Комэтт. Рано или поздно сияние драгоценного камня ослабевает, пока он не превращается в обычный придорожный булыжник. Ялум это поняла уже давно.

– Я должен ее спасти.

– Лягушку? Конечно должен. Ты меня вообще не слушал, да? – спросил Махус и посмотрел Ливию в лицо. – Сильно поменялся ты, Лив.

– Мозгов прибавилось, – пожал плечами Волк. – Нужно было раньше на тебя посмотреть.

– На меня? Хо-хо, наконец-то мы говорим, как мужчины, – усмехнулся Махус, и, приблизившись к Ливию, заговорческим тоном спросил:

– Хочешь отдам тебе свой список из ста лучших борделей Централа?

– Махус.

– Да что Махус? Мне-то он без нужды, эх. А ты бы мог воспользоваться перед тем, как ярмо на себя накинешь. Я же правильно понял?

– Вроде того, – улыбнулся Ливий.

Махус вздохнул.

– Не на меня ты смотрел, а на мою бестию.

Мимо прошла группа монахов. Пусть Ливия и Махуса окружал барьер, разговаривать на виду у других не хотелось.

– А сам как? – спросил Волк. – Раз к Синему Флагу пошел, то магией занимаешься?

– Конечно. Угадай какой.

«Что тут угадывать», – подумал Ливий и сказал:

– Бохэм.

– Как ты узнал?

Махус неподдельно удивился. Он смотрел Ливию в лицо, пытаясь понять, как друг вообще узнал. И не находил ни одного объяснения, ведь с Волком он встретился только сегодня. Никто не мог рассказать ему.

– Бохэм тебе подходит, – пожал плечами Ливий. – Ты любишь сложные штуки. Бохэм – самая подходящая для тебя магия.

Махуса действительно можно было назвать изобретательным идущим. Он применял трехзвеньевой цеп, совмещенный с копьем, да еще и таким, где можно кидать наконечник на тросе. Многие идущие не станут пользоваться чем-то настолько сложным, а Махус пришел к такому оружию еще в Школе Дракона. Практиковал он и иллюзии, нанося на древко своего копья специальные узоры. К тому