Мировое правительство - Алекс Белл

альбом в стиле современного блюза. Любимец публики, непередаваемо обаятельный Эль Джерро, который, кажется, мог даже лучше, чем просто идеально, спеть любую джазовую композицию, вызывал взрывы аплодисментов камерной аудитории, заставлявшей его снова и снова выходить на бис. Этот субботний вечер был организован и спонсирован Рокфеллеровским центром, и приглашения на него получили некоторые из высших американских чиновников, а также верхушка финансовой элиты страны.

Дэвид Рокфеллер о чем-то долго разговаривал с Аланом Гринспеном, стоя в глубине зрительного зала с бокалом шампанского в руках. Даже внешне эти двое людей были чем-то неуловимо похожи: оба — невысокого роста, зрелых лет, в чуть старомодных серых костюмах. Но самое большое сходство заключалось в их взгляде. Было в их глазах то, что слегка отпугивало даже вышколенных официантов в белой униформе с бабочками на шее, которые старались наведываться в эту часть зала реже, чем в другие. Взгляд акулы на неосторожного серфингиста — пожалуй, наиболее подходящее сравнение. Алан Гринспен был преемником Пола Волкера на посту председателя Федеральной резервной системы. Хотя он занимал эту должность к этому моменту всего лишь четыре года, он успел стать самым авторитетным финансовым гуру страны, как, собственно, и полагается в его должности. Почти сразу после того, как он возглавил Систему, случился «черный понедельник» — одно из самых загадочных до сих пор событий за всю историю Нью-Йоркской фондовой биржи.

Американская экономика после очередной фазы бурного роста, происшедшего благодаря резкому снижению налогов в период правления Рейгана, входила в стадию стагнации, но очень мягкую и, по общим прогнозам, непродолжительную. Начинавшаяся неделя в золотую октябрьскую осень восемьдесят седьмого не принесла никаких новостей и обещала быть спокойной. Однако, как только в понедельник торги открылись, стало происходить что-то совершенно непонятное: котировки всех акций не просто снижались: они камнем, безостановочно летели вниз. По итогам одного-единственного торгового дня национальный биржевый индекс упал на 23 %, то есть ни с того ни с сего превратилась в дым четверть стоимости американской экономики, ее «потери» составили полтора триллиона долларов. Это было похоже на начало новой Великой депрессии, но уже на следующий день и всю оставшуюся неделю торги шли ровно, как ни в чем не бывало, а еще через два года индекс роста вернулся к своим прежним значениям. Что же произошло в тот странный понедельник и кто стоял за этим, так и осталось тайной: правительство поручило ФРС разобраться с этим, но в итоге получило от Системы лишь формальную отписку. Героем этой истории стал Алан Гринспен, уверенно заявивший прессе на той неделе, что у ФРС все под контролем и новая депрессия Америке не грозит. Система предоставила неограниченные кредиты под минимальную процентную ставку синдикату из нескольких крупнейших банков Нью-Йорка, которые быстро скупили самые лакомые из резко и без причины подешевевших акций ведущих национальных компаний. Дальновидные рыночные аналитики предрекали, что Алан Гринспен, провернувший столь блестящую операцию, принесшую Системе триллионы новых долларов, теперь останется на посту ее руководителя пожизненно. Хотя это оказалось и не так, но Гринспен в итоге находился у руля ФРС почти двадцать лет — беспрецедентный срок в новейшей истории, и даже после отставки оставался одним из самых влиятельных лиц в американской финансовой системе, участником Бильдербергского клуба.

Темы разговора двух уважаемых джентльменов постоянно менялись: от обсуждения только что окончившегося победой демократических сил августовского путча в России, что, вероятно, теперь уже навсегда вбило осиновый кол в могилу бывшего главного геополитического соперника, до взрывоопасной ситуации в Африке, в которой, несмотря на бесконечные транши западных кредитов и непрекращающийся поток гуманитарной помощи, общая ситуация становилась все хуже. Вскоре к их компании присоединились Дик Чейни и Генри Киссинджер, с некоторым опозданием прибывшие на уик-энд из Вашингтона. Все четверо были близко знакомы друг с другом, и хотя Киссинджер к этому времени давно отошел от активной политической деятельности, занимаясь в основном написанием мемуаров и лоббированием отдельных крупных коммерческих проектов, во всей Америке трудно было найти человека, столь же глубоко погруженного во все сегодняшние политические хитросплетения.

Киссинджер, дипломат от Бога и чрезвычайно общительный человек, предложил всем четверым поднять тост за «Конец истории». Под этой фразой, модной в элите Америки в то время, понимался, разумеется, не апокалипсис и не конец человечества вообще. Речь шла о том, что сейчас, на глазах нового поколения, сверхуспешного по сравнению со всеми предыдущими, закрывалась старая страница истории мира, пронизанного неопределенностью и страхом перед всевозможными катаклизмами — финансовыми, экологическими, и особенно страхом перед всеобщей ядерной войной. Теперь, когда противовеса Америке в мире не осталось, открывалась новая страница — вся планета должна была играть по американским правилам, которые, надо признать, как и во времена доминирования Римской империи, несли всем прочим народам мира скорее благо, чем зло: новые технологии, а также прозрачные, понятные и признаваемые всеми правила игры, приводившие к устойчивому экономическому росту. Америка в 1991-м была похожа на покорителя великих новых земель, с большим трудом и полным напряжением сил преодолевшего тяжелую пересеченную местность (период «холодной войны») и теперь, наконец, стоявшего на дороге из желтого кирпича, идеально ровной и без единого препятствия ведущей к сияющим, заоблачным вершинам. Советский Союз лежал в руинах. Европа изо всех сил стремилась объединиться, и в этом процессе мудрая рука Вашингтона была едва ли не ведущей силой, примирявшей вечно соперничающих Германию и Францию, не говоря уже о почти неограниченном влиянии на Британию, говорящую во всех смыслах со Штатами на одном языке. Япония, еще недавно заявлявшая о себе как о главном мировом экономическом конкуренте США, прямо сейчас переживала страшный финансовый кризис, ее хозяйство и банки были почти парализованы и зависели от кредитов ФРС, как от кислородной подушки в палате умирающего. Китай, вставший на путь радикальных экономических реформ, был идеальным местом для переноса туда производств дешевых, трудоемких товаров, которые китайские рабочие, трудившиеся на местных фабриках по двенадцать часов в день всего за несколько долларов в месяц, были готовы производить для Америки почти бесплатно и в неограниченном количестве. Африка была не способна управлять даже сама собой и поэтому на многие годы вперед оставалась лишь источником дешевого сырья.

— Что у нас на повестке после Кувейта? Наша армия стала слишком хороша, чтобы бездействовать. Может быть, сожжем что-нибудь бестолковое в Африке?

Алан Гринспен, несмотря на свое исключительно финансовое образование, бесспорно, был человеком широких взглядов, а также, в отсутствие прессы, всегда выражался кратко и цинично:

— Все зависит от того, сколько правительство выделит нашим крупнейшим корпорациям. Мы можем производить куда больше новых