Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 7 - Алан Дин Фостер

Бокал Буша разлетелся на куски.

Льюис ахнул:

— Великий Боже!

— Как раз наоборот! — прорычало Существо, когда атаковало.

Марк Льюис неверно произнес имя.

Перевод: Р. Дремичев

2019

Эдди Чарли Бертин

ТЬМА — МОЁ ИМЯ

Эдди Ч. Бертин. «Darkness, my name is», 1976. Рассказ из цикла «Мифы Ктулху. Свободные продолжения».

―♦―

Где-то в уединённом месте,

Где ты никогда не захотел бы остаться,

Когда-нибудь, в этом пустом пространстве

Ты найдёшь путь,

Путь во тьму.[2]

— из переписанной версии «Из тех Проклятых, или: Трактат об Отвратительных Культах Древних»[3] Эдит Брендалл, 1907 год, основанной на оригинальной и запрещённой книге без названия Казая Хайнца Фогеля.

Пролог: «Лийухх»[4]

Пожалуйста, простите мою дерзость; я знаю, что это очень необычно — подойти к симпатичной молодой женщине и просто так заговорить с ней, никак не представившись. Конечно, вам нечего бояться здесь; в этом переполненном маленьком ресторане в самом сердце Гамбурга с вами ничего не случится. Я пока не скажу вам своего имени, так как оно вряд ли имеет значение, и вам нет необходимости говорить мне ваше имя, потому что это тоже не имеет значения в данный момент. Но я рад, что вы приняли моё приглашение выпить, даже если это было всего лишь результатом женского любопытства. Будьте уверены, я удовлетворю ваше любопытство. Видите ли, я пригласил вас сюда, чтобы показать вам книгу и несколько фотографий. О нет, пожалуйста, останьтесь! Это не то, что вы думаете, действительно не то! Похож ли я на эксгибициониста, пытающегося продать непристойные фотографии, или на человека, что хочет заинтересовать вас всемирной энциклопедией? Поэтому, пожалуйста, останьтесь, пожалуйста, мисс, и возьмите эти пять фотографий. Это всего лишь изображения пяти статуэток. Я вижу, вы их узнаёте. Может быть, вы ещё не понимаете, почему или как, потому что вы, вероятно, никогда не видели их в реальности, может быть, даже никогда не слышали о них, и всё же вы узнаёте их. Это правда, не так ли? Эти пять образов называются Вайен.[5] Они также присутствуют вот в этой книге. Это всего лишь ксерокопия, почти неизвестный древнегерманский перевод под названием «Лийухх», и в нём есть зарисовки пяти статуэток, называемых там Фейаден, и, без сомнения, вы согласитесь, что они идентичны фотографиям. Вы знаете, что это такое, моя дорогая, теперь нет необходимости скрывать это, и вы также знаете, какой цели они служат. Будьте уверены, я не враг, но я должен был убедиться, что вы действительно та, за кого я вас принимаю. Я почувствовал близость между нами, как только увидел вас в том магазине, и подошёл к вам. Вы, должно быть, тоже меня узнали, иначе не последовали бы за мной. А теперь, пожалуйста, выслушайте историю, которую я должен вам рассказать, чтобы вы всё поняли. Не перебивайте меня, я уверен, что эта история ответит на все вопросы, которые могут возникнуть в вашей голове. Итак, слушайте…

I. Сайега[6]

Там, где тьма чернее чёрного и имеет цвет самой себя, где ничто не является чем-то, а тьма, тем не менее, чище света, находился Он[7]. Он всегда находился там; Он предавался размышлениям в те моменты, когда вообще был способен размышлять — в те короткие промежутки сознания между вечно кажущимися периодами того, что могло быть только сном или небытием, и, может быть, каждый раз умирая и возрождаясь, если Он вообще мог умереть — этого Он тоже не знал. Затем Он попытался думать о себе и понял, что у Него есть имя, Сайега, которое ничего не говорило Ему о себе самом, кроме того, что Он существует. Он просто жил, к Нему нельзя было прикоснуться в каком-либо месте, ибо таковое отсутствовало, но и к другим вещам Он не мог прикоснуться.

Его можно было бы назвать злом, если бы зло имело рациональный смысл в Его существовании, которого у Него не имелось. Скорее Сайега являлся чем-то за пределами придуманных человеком законов добра и зла, Он был природной силой или естественным событием, таким как пожар в лесу или торнадо, или буря, или просто смерть, чем-то, к чему неприменимы никакие искусственные законы.

Иногда в те редкие моменты, когда Ему позволяли думать, или, может быть, Он сам позволял себе думать, потому что не знал, были ли периоды сна-смерти созданы Им самим или нет, Он пытался вспомнить что-то ещё помимо своего имени. Затем перед Ним появились картины тысячелетий голубого льда, а после — огнедышащих вулканов, бородавок на поверхности Земли, и всё это показалось Сайеге настолько глупым и незначительным, что вызвало в Нём возмущение, и Он вернулся к смерти и сну. Время также не имело никакого реального значения, оно было просто чем-то, что проходило незамеченным, совершенно неважным для такого существа, как Сайега, запертого в Его, возможно, самодельной тюрьме и только благодаря тому, что Его разум соприкасался с внешней реальностью. И в те моменты, когда Он пребывал в состоянии пробуждения, полного пробуждения, Он ненавидел, как может ненавидеть только тот, кто находится за пределами добра или зла. Он видел глазами, которые не являлись глазами, и слышал ушами, что не являлись ушами, и думал всем своим существом, потому что у Него не было таких примитивных органов, как мозг. Он ненавидел молча.

В течение эонов некоторые из его чуждых снов достигали людей и сводили их с ума, заставляя их бормотать что-то невнятное. Некоторые люди были защищены сильней и они просто чувствовали внешние прикосновения Его снов, и пытались интерпретировать их сознательно в своих сочинениях, или использовали их бессознательно в сверхъестественных историях. Некоторые авторы записывали их как рассказы, зная, что мир никогда не примет такую совершенно чуждую реальность. Конечно, их тоже считали сумасшедшими, как и тех, кто действительно сошёл с ума из-за снов Сайеги. Ни у кого не было ни знаний, ни возможностей искать другие объяснения. Потому что Его имя уже было записано давным-давно. Другие имена, которые приписывались Ему, были высечены на известняковых табличках; и Его форму рисовали на стенах подземных пещер, которые ещё ожидают, что их откроют. Но Его форма была ненастоящей и постоянно изменялась, и позже люди писали о Нём дрожащими пальцами на древних свитках, а ещё позже —