Сад мертвых бабочек - Антон Валерьевич Леонтьев

спонсировал местных нациков.

А когда речь зашла о причастности покойного прокурора к организации мощной ОПГ и даже не к десяткам, а сотням разнообразных преступлений, в том числе и убийств, Зойка вдруг ударилась в бега.

Казавшаяся незыблемой империя, лишившись центра притяжения, разваливалась на глазах, и новые хозяева города накладывали лапы на самые лакомые кусочки.

Весна еще толком не настала, а все уже было кончено.

– Ты довольна? – спросил Валька Анжелу, и та вздохнула:

– Те, кто виноват в гибели мамы, Демидыча и Вальки номер… ну, твоего тезки, или умерли, или под следствием…

– Или, как наша бывшая мэрша, арестованы при попытке незаконного пересечения границы.

– Однако им если что и предъявят, так это не причастность в смерти мамы, Демидыча и твоего тезки – улик нет, исполнителей в живых тоже уже нет, сколько лет прошло…

– Но зато они понесут ответственность за иные вещи, может, даже и похуже…

Что правда, то правда.

– А вот исчезновение твоего брата… – начал Валька.

Анжела сказала:

– Ну да, они ко всему причастны, но только не к этому! Но всех тайн не разгадать.

И, посмотрев на Вальку, вдруг поняла, что…

Что он ей очень нравится?

Или что, может быть, она за это время влюбилась в него?

Самой прямой была Нина, задавшая ей вопрос:

– Мамочка, Валя будет теперь моим папой?

И заметив колебания Анжелы, заканючила:

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, мамочка! Мы тут останемся?

Анжела отрицательно качнула головой. Нет, тут им делать больше нечего.

– Тогда давай возьмем Валю с собой! У нас дом на океане большой, всем места хватит! – И добавила: – Он же сказал мне, что любит тебя!

Ну да, это было очевидно. Вопрос только в том: а она его?

В тот жаркий день конца июня они наведались в интернат для психически больных подростков, тот самый, куда ее в свое время заперли.

Выяснилось, что бывшая мэрша вывела его из муниципальной собственности и продала фирме собственного мужа: дело было, конечно, не в психически больных детях, а в том лакомом участке, на котором располагался интернат и где предстояло возникнуть элитным загородным коттеджам.

Незаконную сделку задним числом суд отменил, и Анжела, прихватив фотоаппарат, в сопровождении Вальки (Нина осталась с двумя Женями, которые души в ней не чаяли и которых хитрая девочка тоже предложила забрать с собой), бродила по запущенному саду интерната, делая фотографии полевых цветов.

По сути, это место с разваливающимся домом мало чем отличалось от старинного французского замка с ландшафтным парком, клиники доктора Шметтерлинга: и там, и там пациентам жилось несладко.

Анжела решила, что сделает репортаж об обитателях провинциального интерната для психически больных детей и подростков.

И что будет помогать им – не одновременно, а на постоянной основе.

Она зашла в здание. Когда-то оно казалось ей огромным, а на самом деле было не такое и гигантское.

От времени, что ли, скукожилось?

Она прошла по длиннющему коридору и обнаружила тот бокс, куда ее запирали.

Кажется, он использовался до сих пор.

Кто-то из руководства заваливал важную гостью фразами, а Анжела даже не слушала. Ее глаза ловили детали.

Трещина в стене, а в ней – паук. Мимолетная улыбка бритого наголо хрупкого мальчика. Пожилая санитарка, выливающая содержимое ведра на истертый линолеумный пол, чтобы начать его драить.

Жизнь, как она есть.

Но как не должна быть?

Они прошли в большое помещение, где, явно проинструктированные, питомцы занимались склеиванием поделок.

– Вот это Алеша. Он у нас уже семнадцать лет. У него…

Внезапно Анжела увидела, как стоявший у стенки худой, с угреватым лицом, мужчина, уставившись на нее, вдруг попятился, а потом вдруг развернулся и кинулся бежать прочь.

– Он меня испугался? – спросила удивленно Анжела. – Но я его даже не знаю!

Хотя его лицо показалось ей знакомым.

Дама, проводившая экскурсию, пояснила:

– Это Родионов, толковый наш санитар, уже давно тут работает, ребята в нем души не чают…

Внезапно раздался стук – и Анжела увидела, что деревяшка, являвшаяся заготовкой поделки, вывалилась из рук одного из подростков.

Опустившись перед ним на корточки, Анжела тихо спросила:

– Ты так не считаешь?

Подросток, тяжело дыша, судорожно задергал головой.

Анжела прижала подростка к себе.

– Он… он плохой… Он… ночью делает со мной и другими вещи, которые нам не нравятся… Ночью, но иногда и днем тоже. И утром. Он сказал, что о них нельзя говорить, иначе нас всех навсегда отправят во взрослую дурку…

И тут Анжелу как током ударило. Она вспомнила, откуда ей знакомо лицо этого санитара Родионова.

Только знала она его много лет назад под иным именем.

– Это же Груздев! – крикнула она. – Не Родионов, а Груздев! Тот самый, которого взяли за то, что он девочек в кусты затаскивал.

И которого они допрашивали, подозревая в причастности к исчезновению Никитки. И сделали вывод, что он отношения к этому не имеет.

Не имеет?

Груздев специализировался тогда на девочках, а в интернате развращал в том числе и мальчиков. Как ее муж Стивен: его жертвами были дети обоего пола.

А они тогда, решив, что если Груздева тянет к девочкам, то Никитку он тронуть не мог.

О, ведь ей еще много лет назад был дан такой ужасный пример, что очень даже мог, а она это не сочла нужным заметить!

Выходит, что тот человек, на которого они вышли с самого начала, этот Груздев, который звался теперь Родионовым, видимо, чтобы получить под фальшивым именем доступ к детям, к которым под своим настоящим, с учетом своей судимости по педофильской статье, подобраться никак не сумел бы, вполне мог…

Вполне мог быть похитителем Никитки.

Похитителем и убийцей.

– Задержите его! – закричала Анжела, все еще прижимая к себе плачущего мальчика, жертву Груздева-Родионова. – Он же уйдет!

Валька резко сорвался с места и бросился в парк.

Никуда Груздев-Родионов не ушел, хотя и пытался: Валька настиг его у ворот, повалил на пол и притащил обратно.

И пока местная милиция невыносимо долго ехала в расположенный черт знает где интернат, Анжела имела возможность побеседовать с ним.

– Вы меня узнали, – сказала она.

Ну да, ее сложно не узнать – «черномазая корова», как сказала бы «сестренка» Нинка.

– Узнал, – заявил тот. – Ты же за братиком своим приехала?

Валька схватил его за ворот.

– Говори! – закричал он, но Анжела грозно посмотрела на него, и он отпустил санитара.

Санитара, который годами измывался над несчастными психически больными детьми.

– А если нет? – осклабился тот, а Анжела пожала плечами:

– Тогда так никто и не узнает. Вас отправят в колонию, и там вам хана.