Убегающий от любви - Юрий Поляков

— Я замужем, — вытерпев его взгляд, ответила она.

— Вы просто как наши воспихи! Они, конечно, изменяют мужьям, но потом очень переживают.

— Мне эти переживания не грозят.

— Жаль. А Эдуард просто не умеет управлять портом. Это может плохо кончиться, и я этого никогда не допущу. Я вложил в дело слишком много денег.

Когда они покидали ресторан, за стойкой хлопотал совершенно другой бармен. Костя довез их, лихо вписываясь в извилистые повороты. Казалось, машина мчится не по шоссе, а скользит, словно по монорельсу, по белой разделительной полосе. Лидия Николаевна, поблагодарив за ужин, направилась в свой номер, а Майкл остался около машины и о чем-то заговорил с телохранителем.

Она была немного пьяна, возбуждена, хотела перед сном поболтать с Нинкой, но дверь подруги оказалась заперта, и на стук никто не откликался. Огорченная, Лидия Николаевна долго сидела на балконе, прислушиваясь к странным таинственным звукам, какие может рождать только сонное море. По телу блуждали нежные безымянные воспоминания, вызывавшие в душе умиротворяющую тоску. Потом она легла в холодную и чуть влажную постель, но спать не хотелось. Лидия Николаевна дочитала книжку, закончившуюся, как всегда, сногсшибательной свадьбой героев, выключила ночник и уже почти задремала, когда скрипнула дверь. Она открыла глаза: на пороге — совершенно голый — стоял Старков и улыбался с детским лукавством. В свете заоконного фонаря его тело напоминало вырезанного из черного дерева языческого идола, а готовность к любви поражала могучей заблаговременностью.

— Вы с ума сошли! Уходите сейчас же! — почти закричала она. — Если Эдуард Викторович узнает…

— Не узнает. Я заплатил Косте.

— При чем здесь Костя?

— Не бойся! Никто ничего не узнает! — Он медленно подошел к кровати и встал на колени. — Нам будет очень хорошо. Очень!

— Я закричу!

— Обязательно закричишь! Я обещаю…

— Нет! — Она с размаху ударила его по лицу.

Он поймал ее руку и поцеловал.

«А он нахал!» — возмутилась Оторва.

«Заткнись, дура!» — совершенно Нинкиным голосом ответила ей Благонамеренная Дама.

Старков в самом деле оказался необычайным постельным искусником, обладающим почти спортивной сноровкой, и поначалу Лидия Николаевна чуть не потеряла сознание от неведомой прежде остроты содроганий, но ближе к утру она испытывала уже тошнотворное состояние человека, объевшегося деликатесами.

— Ты не разочарована? — спросил Миша во время недолгого тайм-аута.

— Я устала, — ответила Лидия Николаевна.

Светало, когда Старков, еще раз основательно продемонстрировав свою неутомимость, поднялся с постели и пошел к двери. На минуту он задержался у зеркала и, с восхищением оглядев себя, игранул могучей грудной мышцей. Лидии Николаевне стало так стыдно, так горько и противно, как никогда еще в жизни.

— Ничего не было! Запомни: ничего не было! — прошептала она.

— Конечно, ничего! — ответил он, озирая ее с тем профессиональным удовольствием, с каким, наверное, легкоатлет смотрит на планку, которую долго не мог преодолеть и вот наконец взял.

И вышел.

В ту же минуту она бросилась под душ, пустила горячую воду, почти кипяток, и долго смывала с себя случившееся. Ей казалось, если его остропахнущий спортивный пот впитается в кожу, Эдуард Викторович обязательно почувствует и обо всем догадается.

К завтраку она вышла поздно.

— Ну и зря! — сказала Нинка.

— Что — зря? — похолодела Лидия Николаевна и со стыдом ощутила свою жаркую женскую натруженность.

— Не далась такому мужику! О чем на пенсии вспоминать будешь, неуступчивая наша?

— Ты его видела?

— Ну да! Я как раз вернулась, когда он уезжал. Плакал, как ребенок, говорил, что в Америке таких верных жен нет…

— А ты? — спросила Лидия Николаевна, краснея. — Как ты?

— Что я? Качели… — угрюмо ответила Нинка.

Перед отлетом они хотели съездить на базар, но Костя не подал вовремя машину: заигрался с охранниками в нарды.

— В чем дело? — возмутилась Лидия Николаевна.

— Пардон, мадам! — ответил он с очевидной хамоватостью.

— Ты что, денег накопил? — обозлилась Нинка.

— Накопил! — ухмыльнулся Костя и обидно хрюкнул перебитым носом.

В самолете Лидия Николаевна несколько раз доставала зеркальце и выискивала в лице, в глазах приметы давешней измены.

— Прыщи — от морской воды, — успокоила ее Нинка.

В аэропорту их ждали две машины. Вторая с охраной.

Когда медленно открылись бронированные ворота усадьбы и они подъехали к дому, Лидия Николаевна заметила, что одетых в черное охранников стало больше.

— Что-нибудь случилось? — спросила она водителя.

— Пока вроде нет, — ответил Леша.

Эдуард Викторович встретил ее холодно и даже поцеловал в щеку с видимым усилием.

— Что происходит? — встревожилась она.

— Просто устал…

За едой, как обычно, сидели напротив друг друга в разных концах стола. Муж был угрюм.

— Что президент? — спросила она.

— Занят.

— Как дела в порту?

— Плохо. Старков оказался негодяем.

— Что-то еще можно сделать?

— Делаю. Как ты отдохнула?

— Очень хорошо. Жаль, что ты не выбрался. Погода была прекрасная. Я загорала без купальника. Увидишь!

— Это все?

— Нет, не все… Нинка склоняла меня к лесбиянству.

— Склонила?

— Это же шутка, Эд!

— Ах, шутка?

Муж молча прихлебывал тибетский чай. Лидия Николаевна ела фруктовый салат и думала о том, что сегодня будет с ним необыкновенно нежна, но, конечно, не настолько, чтобы чрезмерной отзывчивостью выдать свою вину. Оглядывая залу, она посмотрела на портрет и вздрогнула от неожиданности: в глазах нарисованной женщины появилась блудливая поволока.

— Теперь заметила? — спросил муж.

— Что?

— Когда протирали пыль, повредили графит. Рисунок был плохо зафиксирован. Иди к себе!

— Ты придешь?

— Попытаюсь…

Поднявшись в спальню, Лидия Николаевна снова долго смотрела на себя в зеркало, стараясь уловить случившиеся в ней предательские перемены, потом ей показалось, что от тела все-таки исходит еле уловимый запах курортного соития, и она натерлась ароматическим кремом, который купила когда-то в Париже, но так ни разу им и не воспользовалась. Потом вдруг спохватилась, что именно этот неведомый мужу запах может вызвать подозрения, и долго смывала крем с кожи, до красноты натираясь мочалкой.